Светлана Бестужева-Лада - Случаи-то всякие бывают

Возражений, разумеется, не было, поздравлений же посыпалось множество. Но они быстро прекратились: Елена Николаевна, последнюю неделю переживавшая «тихий период» и безвылазно сидевшая в своей комнате, вдруг распахнула дверь и с воплем «Костенька!» кинулась к ошеломленному Никите.

– Я не Костя, вы обознались, – попытался он освободиться из цепких объятий. – Я вообще только родился в тот год, когда ваш сын пропал без вести…

Но безумная женщина его явно не слышала. Она обнимала Никиту, гладила его по голове, плакала, шептала какие-то молитвы. И наконец обессиленная сползла на пол в глубоком обмороке.

– Надо бы «скорую» вызвать, – отдышавшись, сказал Никита. – Похоже, Ира, ты верно оценила свою квартиру. Скучно здесь во всяком случае не будет!

На следующее утро Елена Николаевна подкараулила несчастного Никиту в коридоре, затащила к себе в комнату и там довольно громким шепотом сообщила, что все поняла. Конечно, нельзя было возвращаться на Родину под своим именем: НКВД тут же обнаружило бы его и отправило в застенки. Она мать, она понимает, что он вернулся, несмотря на смертельную опасность, только чтобы увидеться с нею. Для этого он и придумал жениться на соседке. Умно, никто ничего не заподозрит. Она, Елена Николаевна, никому ничего не скажет, ей только видеть его и знать, что он жив-здоров. И еще – она за эти годы скопила для него немножко денег, пусть возьмет. На свадьбу понадобится да и вообще… А она теперь может спокойно умереть, наглядевшись на своего любимого сыночка.

Финал разговора оказался вообще потрясающим. Елена Николаевна полезла под кровать и выползла оттуда с каким-то газетным свертком. Уже в своей комнате окончательно обалдевший Никита развернул бумагу и увидел… пачку денег. Пятьдесят тысяч, как выяснилось, причем дореформенных, имевших хождение в стране с 1947 по 1961 годы.

Ирина была просто в шоке. Если до сих пор в общем-то совершенно безобидная сумасшедшая начнет откалывать такие номера, то на семейной и личной жизни можно поставить большой и красивый крест. Ни один нормальный мужчина не выдержит такого «приданого» и, разумеется, сбежит.

– Понимаешь, – шепотом жаловалась она, сидя как-то вечером у меня в комнате, – Никита вообще человек непредсказуемый. Он может сорваться в командировку, о которой еще два часа тому назад и речи не было, и пропасть на неделю, а то и две. А может сутками сидеть над каким-нибудь сценарием или статьей, и тут его лучше не отвлекать и вообще не мешать ему. В личной жизни – полная неразбериха: от первой жены он ушел давно, но развелся только что. Там остался сын, второй сын у него от женщины, которая замужем за другим. Квартиру он оставил первой жене, прописан у матери, ждет свою квартиру. И еще – только это, Регинка, никому – он только формально работает на телевидении, а фактически он – контрразведчик. Подполковник. Поэтому с отпусками всегда безумные сложности: то там не отпускают, то здесь отпуска не дают.

– Семейная жизнь у тебя, похоже, будет интересная, – хмыкнула я. – Ты просто какой-то специалист по незаурядным личностям. А попроще тебя не устраивает?

– Где же на всех простых взять, нужно кому-то и со сложными жить, – отшутилась Ирина. – Зато он прекрасно чувствует живопись, вообще хорошо разбирается в искусстве. А главное – я его люблю.

– А он тебя?

– А он мне в любви признался при первой встрече.

– Прямо подошел к тебе на улице и сказал: «Девушка, я вас люблю. Как вас зовут, кстати?». Да?

– Не язви. Мы познакомилась в мастерской у моей приятельницы – скульптора. Она – ученица Эрнста Неизвестного, феноменальной красоты женщина. Настоящая персидская княжна. И, по-моему, к Никите неровно дышит. А он весь вечер от меня не отходил, потом пошел провожать и у самых дверей сказал: «Я вас люблю»…

– И прослезился…

– Да что ты сегодня такая злая? Он тебе не нравится?

– Может, потому и злая, что немного нравится. Не сердись, Ирка. Просто иногда обидно, что меня никто не пойдет провожать и никто не скажет, что любит. Даже не при первой, а при сто первой встрече. Зависть это, подруга, зависть. И не к тебе, а к здоровым людям.

– Я понимаю, – тихо сказала Ирина. – Я иногда тоже это чувствую, когда вижу женщин с детьми…

Однако при всей непредсказуемости и таинственности Никита, похоже, не собирался бежать из «странной квартиры». Наоборот, начал обустраиваться в ней всерьез. Несмотря на ожесточенные протесты будущей жены перетащил в ее комнату практически всю обстановку из комнаты покойной Марии Степановны, а перед этим сделал там косметический ремонт. То есть не сам, конечно, а нанял двух мастеров, которые за несколько дней превратили огромную, запущенную комнату во вполне приличное жилье. Перевез откуда-то несколько ящиков книг. И наконец повесил на стену картину – черно-белый печальный Арлекин, – про которую небрежно сказал:

– Малоизвестный художник, но талантливый. И создает настроение…

Потихоньку решился вопрос и с найденными драгоценностями. Их поделили не столько по справедливости, сколько по соображениям практичности. Обручальные кольца – жениху и невесте, жемчужное ожерелье – тоже Ирине, как «коллективный подарок соседок» на свадьбу. Колечко с бриллиантиком – мне, а серьги – Лидии Эдуардовне, несмотря на ее протесты.

– Нужда заставит, не дай Бог, будет на что прожить, – сказал Никита, закрывая «дискуссии». Надо что-то иметь про запас на черный день.

– На черный день у меня есть колечко с изумрудом, – неожиданно для себя самой сказала Лидия Эдуардовна.

И рассказала, как ранним октябрьским утром сорок первого года, возвращаясь с Лубянки после чудесного избавления от ареста, нашла на Тверском бульваре колечко и посчитала это счастливым предзнаменованием. И как потом обнаружила вместо дома, где жила, – руины от бомбежки…

– А моя мама потеряла колечко в октябре этого же года, – задумчиво сказал Никита, выслушав рассказ «княжны». – А где, как – сама не помнит. Ночь, спешила в бомбоубежище, я у нее на руках, годовалый…

– А где вы тогда жили?

– На углу Качалова и Алексея Толстого, такой дом-утюг.

– А вдруг это ее?!

– Маловероятно, – пожал плечами Никита. – Я в такие совпадения не очень-то верю.

– А вы спросите ее, как кольцо выглядело.

– Да она уж, наверное, и не помнит. Золотое кольцо, скорее тонкое, с небольшим изумрудиком.

– Так покажите ей как-нибудь. Вы же часто у нее бываете.

– Реже, чем хотелось бы, но… Да и зачем, собственно? Она уже давно привыкла, что кольца нет, вы – что кольцо у вас есть.

– Да ведь я его так ни разу и не надела. И меня всю жизнь мучила мысль, что для кого-то это кольцо очень дорого. А на черный день теперь вот – серьги. Кстати, без вас, Никита, мы бы ничего не нашли…