Роман Булгар - Офицеры. Книга вторая. У края

Откинув шторку, Баталов смотрел, как от стоянки машин к ним стремительно летит стройная фигурка молодой девушки. И он даже успел загадать, поставил на то, успеет ли юная особа к отправлению их поезда или не успеет. Если они тронутся раньше, то у него все еще сложится. А если подружка успеет…

– Трогай, кучер, – поторопил он в азарте состав, – трогай же…

Нет, как ни спешила, девушка не поспевала. Дина бежала вдоль чудовищно в ее незавидном положении длинного металлического забора, отделяющего весь перрон от городской проезжей части и увидела мужа, одиноко стоящего чуть в сторонке от шумной толпы.

– Рэм! Рэмка! – крикнула она.

Но муж, к их несчастью, пристально смотрел в другую сторону, не слышал ее. Многоголосый шум толпы все заглушал.

– Рэм! Рэм-ка! – вырвался из глубины женской души протяжный стон безысходного отчаяния.

Крик отчаяния долетел до парня, он дернулся, повел головой, оглядываясь, но Дину свою не увидел. Подумал, что, наверное, ему почудилось, что все это игра его воображения. Вагон стал медленно уплывать вперед. Рэм еще раз в полной растерянности оглянулся и на ходу запрыгнул на подножку.

– Что ж, прощай…

Вот и все. Последний акт драмы сыгран, занавес опускается…

На переезде Рэму показалось, что у шлагбаума стоит голубая «тройка», а сама Она машет ему рукой, и он зажмурился. Отчаяние взяло мертвой хваткой за горло, дыхание судорожно перехватило.

Он ждал Ее, в нем еще жила надежда. Но Она не пришла, не протянула ему свою примирительную руку. Надежда умерла. Как и пелось в одной песне, надежда умерла последней…

Сбоку появился Сашка Григорьев. Друг что-то говорил ему, о чем-то спрашивал. Он с большой неохотой и все чаще невпопад отвечал. Когда Саша потащил его за собой в купе Баталова, Рэм с полным безразличием последовал за ним.

В другое время он наотрез отказался бы. С Константином у него сложились несколько специфические отношения. Первым он руки Баталову никогда не подавал и в дружки-приятели никогда не набивался. И на то существовали свои веские причины.

Но в настоящий момент ему было все равно. Случись, он уселся бы за стол и с самим чертом, лишь бы предложили что выпить. Ему срочно требовалось залить бушующее внутри его пламя, а на все остальное парню хотелось крикнуть: «А мне до лампочки!».

– Выпьем за нас, за настоящих мужиков! – с пафосом в голосе, стоя, провозгласил первый тост Баталов.

Не глядя в его сторону, Рэм наполнил свой стакан до краев, не чокаясь, влил в себя тепловатую жидкость. Коньяк оказался хорош, настоящий, не паленый, чего нельзя сказать про его хозяина.

– Мы день за днем четыре года тянули курсантскую лямку, ели из одного котелка, спали под одним одеялом. Нашу мужскую дружбу мы сохраним, бережно пронесем через года…

Прикрыв глаза, Рэм попытался отключить себя от восприятия внешнего мира. Он никогда не верил ни единому слову Баталова. Для него не представляли особого секрета отдельные факты из биографии Костика. И почерпнул их Рэм из надежного источника.

…Окончив среднюю школу ни шатко, ни валко, скорее всего, вследствие пренебрежительного отношения к самой учебе, Баталов подал документы в университет на юрфак и с треском провалился, что явилось, в общем-то, делом вполне неудивительным.

– Неуч! – заклеймил его страшным позором папаша-профессор.

Даже многочисленных связей родителя не хватило на то, чтобы вытянуть за уши своего недоросля-балбеса до студенческой скамьи.

– Нашему сыну фатально не повезло, не хватило всего одного балла… – мать, кандидат педагогических наук, кинулась на защиту своего любимого чада.

Пригладив непослушные мальчишеские вихры, женщина чуть оттолкнула сына в сторонку. Убрала его с линии открытого огня.

– Ремня ему, балбесу, в детстве не хватило! – с присущей ему дипломатичностью выразился отец. – Учись он в школе на пятерки, набрал бы необходимый проходной балл. Весь в тебя, лодырь…

Разгоряченные родители еще долго ругались, быстро перейдя на персоналии. А Костик призадумался. Отец по кругу был прав.

К полученным ими во время вступительных экзаменов оценкам прибавлялся средний балл аттестата. В его случае сей показатель составлял всего лишь 3,67. Негусто…

– Ничего, на следующий год еще поступит… – примирительно заявила мать. – Подготовится…

– В армию его, балбеса, скорее заберут… – буркнул отец. – Зимой стукнет восемнадцать, и загребут весной, забреют лоб.

– А ты что-нибудь придумай…

До весны казалось еще далеко, время терпело. К концу зимы и выход нашелся. Папаша сам отвел свое слегка упирающееся чадо в военкомат, где Костик под диктовку написал заявление с просьбой допустить его до сдачи вступительных экзаменов в артиллерийское училище. Если тесной дружбы с погонами на плечах избежать оказалось невозможно, то следовало максимально минимизировать отрицательные последствия неотвратимого знакомства.

И высшее образование подразумевалось получить без отрыва от производства, и близкого общения с солдатской лямкой избежать.

И все в семье на этот раз дружно осознавали, что у Костика в запасе оставался всего один шанс. Первый он по своей природной простоте не использовал, а третьего ему уже не дадут.

Отзвенела весенняя капель, расцвели каштаны и акация. Костя упорно занимался. Ему наняли репетитора по математике и физике. Нашли подающую надежды студентку второго курса с физмата.

– Господи! – ужаснулась Вера Павловна, оценив бездонную глубину его познаний. – У тебя сплошные пробелы и проплешины. За что, скажи, тебе в школе тройки ставили?

– За удовлетворительную посещаемость, – хмыкнул в ответ ученик, нисколько не расстроившись из-за ее нелестных слов.

О том, что он не дружен с точными науками, Костик знал не понаслышке. Потому и стремился попасть парень на юридический факультет, где больше изящной словесной болтовни, чем мудреных двухэтажных формул, логарифмов и интегралов. А за прошедший год он позабывал и то, что никогда не знал и во сне не помнил.

– И что нам с тобой делать? – озаботилась Верочка.

Вне всяких сомнений, предки абитуриента не придут в восторг от того, что их чадо после ее занятий намного не поумнело. Она с ужасом осознала, что на заметное повышение уровня его знаний часов отведенных занятий ей попросту не хватит.

– А будем мы писать шпаргалки… – ухмыльнулся один юноша с блестящими глазами.

А сверкали маслянистые зенки у хлопца от того, что он видел за вырезом ее легкой кофточки. И зрелище скромно прячущейся за простеньким лифчиком тугой молочной плоти приводило его в неописуемо сладострастный восторг. Богатое воображение легко и красочно дорисовывало ему то, что скрывала под собой ткань.