Хаим Калин - Затвори за собой поднебесье

Тем временем группа двигалась по плацу, и, по мере ее приближения, над ней все явственнее вырисовывался нимб мученичества и знак неминуемой беды. Вдруг Олег обомлел, увидев, что ведут не заключенного, а заключенную. Первоначальный же обман зрения возник, как он понял несколько позже, из-за бритой головы. С трудом верилось, что в третьем тысячелетии можно так по-иезуитски надругаться над обликом женщины, одев ее вдобавок в изорванную арестантскую робу.

Олег уже различал лицо заключенной и особенности ее конституции – ничем не примечательной китаянки с мало что говорящими глазами. Казалось, ее заботит немногое: не оступиться на неровном брусчатом плацу из-за сковывающих руки наручников.

Один из охранников обошел узницу и дулом автомата, указал новое направление движения. Свернув налево, группа двинулась на шеренгу солдат. Несколько бойцов расступились, создавая проход для узницы и эскорта.

Открылось небольшое засыпанное песком пространство, формой и размерами напоминавшее детскую песочницу. Этот неожиданный, совершенно мирный план, должно быть, расслабил Олега – он откинулся на спинку стула, словно стряхивая напряжение.

Камера чуть переместилась, высвечивая новую, прежде укрытую за спинами солдат фигуру в гражданском. Штатский сидел за небольшим столом, установленным рядом с «песочницей». Большую часть его поверхности занимали пластиковые, аккуратно сложенные в стопку папки и канцелярские принадлежности.

Охранники и заключенная остановились перед квадратом песка, а врач направился к столу. Поздоровался со штатским и уселся на свободный стул рядом.

Малообъяснимый страх вновь овладел Олегом, стремительно сбиваясь в тошнотворный, рождающий животные предчувствия ком.

Чуть чеканя шаг, к столу подошел офицер-распорядитель. За ним устремился боец, вооруженный лишь пистолетом в кобуре. Офицер оживленно посовещался со штатским, после чего они по очереди посмотрели на часы. Вскоре командир отдал конвоирам какую-то команду.

Ближний к узнице охранник взял ее за плечи, в это время другой – расстегнул наручники. Освободив руки заключенной, последний одним движением заломил их за спину. Напарник вновь надел на нее браслеты, на сей раз обездвижив руки за спиной. Тут же, почти без усилий, конвоиры воткнули узницу коленями в песок. Ее голова лихорадочно замоталась из стороны в сторону, и Олег даже приметил всполохи отчаяния в ее глазах.

К заключенной направился штатский. По мере приближения, он раскрывал, возясь с клипсами, взятую с верха стопки папку. Подошел и некоторое время сверял облик узницы с фотографией из дела. Удостоверился, что оригинал совпадает с фото, закрыл папку и кивнул стоявшему рядом командиру. Тот, приняв командную стойку, повернулся к ординарцу с пистолетом и о чем-то распорядился.

«Пистолетчик» буднично побрел к стоявшей на коленях узнице. Сблизился, хорошо отрепетированным, даже щеголеватым, движением извлек оружие из кобуры, снял предохранитель и, практически не целясь, выстрелил ей в затылок.

Заключенная рухнула бесформенным кулем. Даже не взглянув на жертву, исполнитель чуть сдвинулся в сторону и, похоже, рассматривал длину шнурков на ботинках, а может, световую гамму налипших на них песчинок. Поднял глаза, лишь услышав заключение о смерти, вскоре объявленное врачом.

Скучившись над столом, вся четверка, состоявшая, как представлялось, из одетого в штатское прокурора, начальника тюрьмы, врача и экзекутора, деловито подписала лист, который, скорее всего, был актом об исполнении приговора.

В ушах Олега стоял невообразимый гул от учащенно работавшего сердца, будто многократно усиленный биением сердец коллег по просмотру. Все оставались на своих местах и, судя по меловым, перекошенным лицам, пребывали в глубоком шоке.

Еще какое-то время в помутненное сознание Олега проникали, почти не задерживаясь, кадры завершающих процедур экзекуции. Трое солдат подбежали к убитой, расстелили черный целлофановый мешок, сноровисто запаковали тело и забросили его в подъехавший грузовик. Затем один из служивых взял прислоненную к стене лопату и на участке казни перекопал песок, пряча следы крови и, наверное, серого вещества.

В этот момент, совершенно неожиданно для самого себя, Олег склонил голову и погрузился в раздумья, но ненадолго, почти сразу разгадав, почему в клубе не разглашали суть «особого мероприятия» и не рекламировали его. Лента не прошла бы любую цензуру, в том числе и американскую, в общем и целом, либеральную. Даже с учетом того, что казни в Китае еще недавно проводились в назидание публике – их устраивали на стадионах и транслировали по телевидению. С одной только оговоркой – казни мужчин. Интегрированный в мировую экономику режим Китая, хоть и беззастенчиво попирает права человека, все же опасается своей полной дискредитации. Свободный мир ни при каких обстоятельствах не смирится с публичным показом экзекуции слабых женщин. Оттого лента снята подпольно, без какой-либо санкции китайских властей. Стало быть, ее статус в Америке, да и в любой другой стране, хромает на обе ноги.

На этом раздумья Олега прервались. Приглушивший эмоции рассудок воспроизвел несущую конструкцию сюжета – стопку пластиковых папок, аккуратно сложенных на столе возле «песочницы». Этот фрагмент, дав волю новой волне дурных предчувствий, вернул его к просмотру короткометражки.

События там развивались по схеме, суть и динамику которой задавала горка скоросшивателей с запрессованными внутрь человеческими судьбами. Да и сам сюжет фильма, какой-то сверхнатуралистичный и неумолимый, подсказывал своей фабулой: сегодня на этом плацу будет лишен жизни еще не один человек.

В решетчатом проеме вновь кто-то появился, правда, на сей раз оптического обмана не произошло. Олег увидел, что это – женщина, хотя, как и первая заключенная, она была обрита налысо. Округлость форм и какая-то незащищенность походки выдавали пол с первых ее шагов, пусть не безоговорочно с учетом немалого расстояния.

Новая приговоренная приближалась и, как и в первом случае, по кривой смерти ее вели заплечных дел мастера. Между тем, в последующем, прокручивая в памяти этот эпизод, Олег почему-то видел только ее одну, парившую над плацем к черной дыре исхода.

Объектив неумолимо приближал узницу к фатальному рубежу, и через секунду-другую Олег уже различал ее черты. Несомненно, это было лицо Востока, при этом Олега удивило отсутствие преобладающего в Китае узкого разреза глаз. Может, метиска, подумал он, или представительница одной из малых народностей, щедро населяющих северо-запад этой огромной страны.

Олег уже разглядывал весь образ во плоти, в нормальной проекции изображения. Он видел тонкие изгибы губ, выдававшие жестокость Азии, и даже белую накипь пены в уголках рта – как симптом ненависти, которую узница излучала. Он отметил про себя, насколько ее эмоциональный облик контрастирует с безучастностью первой жертвы, лишь двадцать минут назад доставленной тем же маршрутом на заклание.