Наталья Струтинская - Аю-Даг. Роман. Второе издание

Как чудесно, необыкновенно жить! Какое чудо сама жизнь!

Василий вел спасательный штурвал, направляя лодку против золотого солнечного диска. Небо розовело, – нежно-голубое, оно уже было подернуто золотистой дымкой. Как быстро здесь приближаются сумерки. Как быстро жадные горы поглощают солнце! Как мало часов дано нам на жизнь. Ночь забирает тело, не давая душе в полной мере насладиться жизнью. Как прав был Лоуренс, утверждавший, что тело – оковы для души!

Вася заглушил мотор. Катер еще отнесло течением, и он остановился, мерно покачиваясь. Вася отошел от руля и сел рядом со мной.

– Это мое любимое место. Звучит банально, правда?

– Нет… Совсем нет! – восхищенно воскликнула я. – Здесь очень красиво.

Берег, подернутый золотой дымкой, поднимался вверх, словно крепость для всей скрывающейся за ним земли. Отсюда виднелись маленькие, теряющиеся в пышной зелени крыши домов. Казалось, городок окружен диким, непроходимым лесом, – а там, далеко впереди, виднелись скалы.

Я никогда еще не уплывала так далеко от берега.

Зрелище настолько захватывало воображение, что несколько минут мы просидели в тишине.

– Ты, наверное, уже успела отвыкнуть от здешних мест, – усмехнулся Вася.

– Когда я в городе, мне кажется нереальным, что есть такой покой и тишина, как здесь, – но когда я здесь, я не могу представить, что есть город.

Лодка покачивалась, усыпляюще действуя на сознание. Как хорошо сидеть здесь, рядом с ним, и смотреть на угасающий городок.

– Я иногда вам даже завидую, – я взглянула на Васю. – Здесь так хорошо, что когда я возвращаюсь домой, я задыхаюсь. Воздух кажется мне настолько пыльным, что нечем дышать.

– Здесь не так весело, как там у тебя, – повел плечом Вася. – Некуда пойти, не на что смотреть.

– Да у тебя здесь лучший театр на свете! – воскликнула я, указав на отражающиеся от скал лучи заходящего солнца.

– К нему быстро привыкаешь.

– И ты променял бы это место на жизнь в мегаполисе?

– Ни за что на свете! – улыбнулся Вася.

– А Коля с Димой? Они здесь?

– Коля тоже недавно приехал на каникулы. Они с Димой уехали утром в Симферополь, скорее всего сегодня ты их не увидишь.

– Бабушка сказала, что часто встречает вас, – хитро подмигнула я.

– Да, мы целыми днями слоняемся по городу… – с серьезным видом протянул Вася и, прочитав на моем лице недоверие, улыбнулся: – Я иногда захожу к ним. У Петра Матвеевича много работы. Огород отнимает много времени, к тому же у него пчелы, а это тяжелый труд. А в основном я в море или у причала. Сейчас горячий сезон и работы хоть отбавляй. Ведь наш катер теперь относится к компании, занимающейся экскурсионными перевозками, так что я уезжаю утром, а возвращаюсь поздно вечером. Но, слава богу, у меня есть напарник, и мы работаем по сменам. Валентина Александровна сказала, что ты приезжаешь первого, и я попросил его заменить меня на пару дней, – и добавил, театрально подмигнув: – Сейчас ты мой VIP-турист.

– Звучит многообещающе.

Я посмотрела на Василия.

Степенный, сильный.

Мужчина.

Сердце вдруг отчаянно забилось. Я вдруг поняла, что Вася взрослый. Совсем взрослый.

Я неожиданно показалась себе слишком маленькой и незначительной рядом с ним. Мое бледное тело было как будто не к месту рядом с его, пышущим здоровьем и силой.

Мне не хватало Василия, словно тонущему не хватает кислорода. Я всегда рассказывала ему все, что происходило со мной в Петербурге, делилась сомнениями и переживаниями. Мне необходимо было поделиться с кем-то своими мыслями. С кем-то, кто не пустится в нравоучения, не начнет читать лекцию по психологии жизни и социальной адаптации, а просто выслушает и поймет. А он понимал. Он со всей серьезностью выслушивал мои изречения и тихим, шуршащим телефонным голосом говорил то, что я хотела услышать – все непременно будет хорошо и именно так, как нужно.

С Колей и Митей мне было весело, они развлекали меня, но мне было неловко рассказывать им то, что касалось моей души. Что-то подсказывало мне – они не поймут.

Я с родителями много путешествовала. Средства позволяли нам часто летать во Францию, Германию, Великобританию, отдыхать на лазурных берегах Италии и Греции. Мне нравилась суматоха сборов и предвкушение эмоций. Моя фотографическая память нуждалась в новых образах, и родители потакали моему желанию.

Мальчики жили намного скромнее меня. Однажды, рассказывая им о своих путешествиях, я уловила в их взгляде что-то, что остановило меня. Тогда я впервые задумалась над поговоркой «друг познается не столько в беде, сколько в радости». В глазах же Василия я видела неподдельный интерес, – он задавал мне встречные вопросы, расспрашивал о каждой мелочи, вплоть до температуры воды в Средиземном море и о бананах на Бали.

Однажды я привезла ему небольшой сувенир из Рима – фотографическое изображение Колизея. Он сказал тогда, что повесит его над своим столом и, каждый раз глядя на него, будет вспоминать меня.

– Ты по телефону сказала, что расскажешь при встрече о своей поездке в Вену, – улыбнулся он, перехватив мой взгляд. – Когда ты ездила? Весной?

– Точно, – выдохнула я, – совсем забыла! В мае. Мне безумно понравилось!

– Вы ездили втроем?

– Нет, только с мамой. Папа тогда в Копенгаген летал. Это было восхитительно! Знаешь, в самом центре города есть площадь Штефансплац. На ней находится собор Святого Стефана. Он безумно красивый! Выполнен в готическом стиле. Маме он показался слишком мрачным, а по мне, так это только добавляет ему загадочности. Когда мы пришли, там как раз проходила служба.

– Играл орган?

– Да! Знаешь, это было чудесно! Еще мы спускались в пещеру, в которой находится подземное озеро Зеегротте.

– Это то самое озеро с подсветкой?

– Именно! Вода там голубая-голубая! Это… сложно описать словами!

– А в Венской опере была?

Мы долго сидели, мерно покачиваясь на волнах. Я говорила о Венской опере с ее золотыми залами, о дворце Лихтенштейн, о венских сосисках и шоколадных вафлях, о засахаренных лепестках фиалок и рычащем динозавре в Историческом музее. Вася с легкой, как будто снисходительной улыбкой внимательно слушал меня, задавая наводящие вопросы и восхищаясь моей памятью на названия мест.

Я много говорила, но слова были как будто не к месту. Я хотела говорить, и в то же время у меня возникло чувство, что я говорю все не то. Вася слушал, и в глубине души я знала, что значение моих слов не столь важно для него. Он слушал голос – мой голос, – я видела его глаза, жадно устремленные на меня. Все его тело будто впитывало в себя одно мое присутствие. Временами мне становилось неловко под его внимательным, новым, незнакомым взглядом, мысли сами по себе тонули в черных, теплых глазах, и я теряла нить рассказа. Василий, не замечая моего смущения, задавал наводящие вопросы, и я продолжала болтать.