Галина Маларёва - Поцелованная Афродитой

– Но, как же «честь»? Куда вы ее припишете? – не унималась Мари, не собираясь так просто сдавать позиции своего, как ей казалось, не самого последнего места в обществе. – Разве можно назвать «честью» брак отпрыска голубых кровей с дочерью какой-нибудь кухарки?!..

– Она прекрасна! – не обращая внимания на слова служанки, Альберто окинул взглядом стройную фигуру девушки на портрете. – Юная! Полная любви! И кто может обвинять такое трепетное создание в том, что ей после столь долгого заточения в древних, покрытых сыростью каменных стенах, вдруг захотелось свободы, желание жить, любить, быть независимой от всех этих древне-патриархальных условностей добропорядочности и светских манер?! – Произнося эти слова, мужчина не сводил с полотна глаз. Казалось, он хотел впитать в себя то ощущение легкости, что веяло от портрета, беспомощно водя взором по мягким очертаниям женской фигуры.

С огромного, в полстены холста, девушка улыбалась ему в ответ. Правильный овал лица, обрамленный волнами светло-желтых волос, нежность и невинность алых губ, большие, слегка раскосые голубые глаза с длинными черными ресницами, все это излучало любовь и спокойствие. Сшитая из нежнейшего полотна, туника в стиле легендарных нимф, легкими волнами ниспадала с плеч, развиваясь на ветру, едва прикрывая ее чувственные груди. Словно древнегреческая богиня легкой поступью она сходила с небес на грешную землю.

– Это легко объяснить, – с нескрываемым скептицизмом в голосе, равнодушно произнесла Мари. Она взяла из рук герцога недопитый стакан с водой и, поставив его на поднос рядом с кувшином, открыла небольшую дверцу в стене, где находился маленький шкафчик подъемного лифта, спускавшегося прямиком в кухонное крыло здания. Поместив туда поднос, она нажала на кнопку спуска и аккуратно закрыла дверцу. – Вы начитались романов, синьор. К тому же столь богатая приключениями история вашего рода дает о себе знать. Вы жаждете ее продолжения. Но перестаньте же, наконец, витать в облаках. Вам надо думать об укреплении и продолжении своей семьи. Балаганы с поп-звездами не вечны, блеск их теряет силу куда быстрей, чем нынешнее поколение кухарок разродится следующим. Но вы – продолжатель вашего рода.

– Может ты и права, Мари, – тяжело вздохнув, Альберто отвел взгляд от полотна и, подойдя к подоконнику, уставился в окно. Грустно смотреть, как увядает наш герб. Земля уже не приносит столь высокий доход, чтобы можно было покрыть все расходы на ее содержание. Плюс этот дом – такие затраты!

– Ох, синьор, если б вы по молодости не проигрались на скачках, – тяжело вздохнула служанка, – сейчас бы не пришлось выплачивать за дом столь дикие ссуды в банках. Ваш отец, да упокой Бог его душу, наверное, радуется, глядя на вас с небес, что вы к тридцати годам наконец-то остепенились, – она подошла к лестнице, ведущей из залы на нижний этаж, и, склонившись через перила, крикнула, – Лука! Ну, что там у тебя!

– Передай синьору, что завтрак готов! – прохрипел в ответ старческий мужской голос.

– А ваши друзья? – поворачиваясь к Альберто, укоризненно произнесла женщина.

– А что мои друзья? – удивленно переспросил молодой человек, направляясь к лестнице.

– Синьор Эндрю! – передразнила Мари произнесенное на английский манер имя лучшего друга Альберто. – Серж! – наигранно произнесла она имя второго его друга.

– Андреа, – улыбнулся, вспомнив задорный характер своего брата по несчастью, потомка знатного старейшего рода в Венеции герцога Аджио, – Он поклялся, что со скачками завязал, – твердо выпалил Альберто, сопровождая свои слова медленным наклоном головы. – Он дал слово герцога!

– А с этими развратницами из кабаре? – ехидно подхватила служанка.

– Ну, Мари! – развел руками Альберто и расхохотался, словно он в жизни не слышал большей нелепицы, чем эта. – Кто ж с девушками завязывает! Это же Эндрю! – передразнивая тон собеседницы, выпалил он. – Ты требуешь от него невозможного. А Серж, так он больше по философской части да по мопедам.

– Жениться вам надо! Вот хотя бы на синьорине Эльзе из семейства Сальди. Может их род не такой знатный как ваш, но у них три пятизвездочный отеля на островах. Они-то уж умеют вести дела. Да и лицом Эльза, вроде как, не из последних уродин будет.

– Да она не дурна, – задумавшись, согласился Альберто, снова переводя взгляд на картину. – Но нет в ней той легкости и чистоты, что в той, что является мне во сне, – грустно выдохнул он.

– Ох, синьор, – делая вид, что отмахивается от очередной из навязчивых идей своего хозяина, пробормотала Мари, медленно спускаясь по лестнице, ведущей на этаж ниже. – Опять вы за весь этот бред. Нет ее, великой любви! Забыть вам ее надо. Все это вымысел, остатки истории. Забыть и идти дальше. – Она вдруг резко повернулась к Альберто и заговорщически продолжала, – А как вам такая идея: одна знакомая тут недавно болтала, что многие новоявленные миллионеры взяли моду свадьбы у нас в Венеции играть, это у них считается верхом крутости, что ли, – развела она в стороны руками, пытаясь подобрать нужное слово. – Ну, вы меня понимаете. А для свадебного ужина им непременно старинные замки подавай. И платить они готовы тысячи за один вечер.

– Да, поиграть в принцев… Как же, понятное желание, – вздохнул Альберто…

– Увидимся во вторник! – что есть мочи, сдерживаясь, чтобы не закричать, выдавила из себя Елена и, хлопнув за собой дверью, выбежала на улицу. Рвавшаяся наружу ярость сдавливала ей грудь, мешая дышать. Слезы, скопившиеся в уголках ее серо-голубых глаз, уже готовы были огромным потоком выплеснуться извне, унося вместе с собой все негодование и обиду, что скопилась у нее в душе. Вихрем проносившиеся в голове мысли мешали адекватно оценивать ситуацию, сложившуюся в студии между ней и ее начальником.

«Это чванливое, самодовольное животное!.. Что оно из себя мнит?.. Я не жена ему и не дочь, чтоб так обращаться со мной!..», – она почти бежала по узкой опустевшей улочке к небольшой площади, где был припаркован ее мотоцикл. Темнота осеннего вечера опустилась над городом, постепенно гася шепот и шорох городских улиц. Лишь ветер, лениво нагоняя дождевые тучи изредка шелестел еще не опавшей листвой. Почуяв свободу от постороннего взгляда, слезы градом хлынули из глаз девушки.

Было обидно, очень обидно после столь кропотливой и долгой работы над проектом, который был почти уже завершен, получить в ответ от шефа заявление, что она «безмозглая блондинка, которая двух слов связать не может», и поэтому он забирает ее проект себе, чтоб лично презентовать его заказчику. А главное он даже не был ее шефом, а лишь мужем начальницы, фотографом, работавшим вместе с ней в небольшой графической студии, что даже не обязывало Елену выслушивать его неприятные высказывания в ее адрес. С шефиней же она прекрасно ладила и без труда находила общий язык. От этого Елена никак не могла понять, как столь утонченный и чувственный человек как Элизабет – ее начальница, может быть замужем за таким неотесанным, тупым и завистливым болваном, как ее муж. Приходя в восемь утра в офис и находясь там до самого вечера, Елена добросовестно выполняла свою работу дизайнера, не отрываясь ни на минуту от компьютера, а если и отрываясь, то по желанию клиентов для обсуждения той или иной детали проекта. Девушка бралась за самые сложные работы, от которых другие отказались, оправдывая свое неумение нехваткой времени или бюджета. Делая невозможное, она вытягивала из картинки все спектры оттенков, заставляя изображение играть так, что клиенты и взгляда не могли отвести от готового заказа. Рекламы, брошюры, буклеты, словно живые отображения их мыслей смотрели при презентации с экранов мониторов. Девушка видела, как в глазах Элизабет загорались веселые искорки гордости за свою студию, когда она вручала заказчикам выполненные проекты.