Елена Настова - Зонтик царевны Несмеяны

У него зазвонил телефон. Николай взял трубку и бросил на меня подозрительный взгляд.

– Я сижу с твоей подругой Машей, – ровным голосом сказал он. – Рассказываю ей о том, что ты со мной сделала, и о том, что ты втюрилась. В кафе… – Он назвал адрес и тут же отодвинул телефон от уха. Ника кричала так громко, что слышно было даже мне. Николай, не дослушав, нажал отбой.

– А ты уверен, что…?

– Что?

– Ну, что у Ники действительно кто-то есть?

– Я не знаю, спит она с ним или нет. Но то, что она сама не своя, и это из-за мужика – это точно. Я, как заметил, думал, пройдёт, а теперь вижу – чем дальше, тем хуже. Она сама не своя…

– Так ты хочешь, чтобы я поговорила с Никой?

– Вряд ли у тебя что-то получится. Я-то думал, ты в курсе и знаешь, кто он – её герой… Потому что это наверняка герой… Понимаешь, ей нужна известность. Она вцепляется в того, кто имеет перспективу прославиться. Ей важно быть женщиной знаменитости. Примазаться к кому-нибудь – вот её тяга.

– Я так не думаю.

– Нет. – Николай покачал головой. – Ты не знаешь её так, как я. Она за меня крепко держалась, когда я был на коне. А теперь она не хочет со мной жить, не хочет от меня рожать. Ника в панике, потому что не знает, что делать дальше. И не знает, как от меня избавиться.

Я хотела спросить, почему он сам не подаст на развод, но тут дверь кафе распахнулась и влетела Ника. Увидев её лицо, я подумала, что, пожалуй, Николай прав, – я Нику не знаю. От неё шла такая ощутимая волна ярости, что, если бы Иришка Усова встретилась ей сейчас, Ника закатала бы её в асфальт вместе с сыном и коляской.

Отыскав нас глазами, Ника постаралась взять себя в руки. Не очень-то у неё это получилось.

– Ну, о чём вы тут? – сказала Ника, подойдя к столику. Стремительно опустилась на стул. – Меня обсуждаете?

– Я рассказываю Маше о своих творческих планах. – Николай смотрел на Нику исподлобья. – На редакционной машине прилетела? Или на метле?

Ника даже глазом не моргнула.

– О чём? О том, что ты решил делать пластику?

– Да, об этом. Я не сказал тебе. – Николай повернулся ко мне. – Ника через какого-то своего московского знакомого договорилась устроить обследование моей рожи не где-нибудь, а в Институте физиологии. Говорит, медицина топает семимильными шагами и есть надежда сделать самую правильную пластику.

– Отличная новость.

– Ещё бы. Обследование, да потом пластика, да ещё попутно лечение от алкогольной зависимости займут бог знает сколько времени. Меня, естественно, в это время в городе не будет. И у Ники будут развязаны руки… Ника станет обхаживать новую звезду, так ведь, дорогая?

Я терпеть не могу скандалов, а тем более семейных. Я не хочу знать о людях того, чего они не хотят, чтобы о них знали. Меня тяготят эмоции вражды. Грубые энергии, тяжёлые и душные. И хуже всего – те их разновидности, которые исходят от близких людей: родственников, любовников, близких друзей. Такие энергии имеют не только вес и плотность, – они имеют запах. Запах опасности проплыл мимо моих ноздрей. Плотный, скользкий, железный. Всегда, когда я чувствую такую смесь, мне кажется, что все участники, включая меня, погружаются в опасный мир, где слова приобретают неосознаваемую людьми силу.

А это была ещё только разминка.

– Не стыдно тебе? – презрительно спросила Ника.

– Стыдно? Мне? Ну конечно, мне должно быть стыдно, как же иначе? Это я – пьяница и маргинал, а ты – святая. Добилась успеха, кормила меня, грешного, когда я валялся пьяный, а теперь изо всех сил стараешься вытащить меня из болота, куда я по собственной глупости завалился. Мало того, это именно ты оплатила лечение от алкоголизма. А я, неблагодарное животное, упираюсь и треплю тебе нервы, – так ты вчера сказала? Маша, ты как думаешь, Ника – святая, а я – неблагодарное животное?

Николай вопросительно смотрел на меня. Он явно наслаждался присутствием третьего лица. Мысль, что Ника связана моим вниманием, вносила в его кураж дополнительный адреналин.

– А что ты, Ника, будешь делать в моё отсутствие? Надо было мне раньше это понять, что вовсе не меня ты хотела в мужья. Не меня, а Николая Уголькова, журналиста, телеведущего. У самой-то у тебя ничего нет, Ника, и ты это прекрасно понимаешь, но тебе же нестерпимо хочется быть причастной к чему-нибудь такому-этакому… Тебе хочется быть в центре внимания.

– Что за бред ты несёшь.

– Я не бегаю за девочками, – я, мужик, которому это было бы простительно. А моя жена день и ночь названивает кому-то, ревёт в подушку и пишет письма… Ты ведь пишешь ему письма, Ника, правда? Заваливает письмами его электронную почту. Раньше у нас была общая электронка, а теперь Ника сделала отдельную, с паролем! Но если кто подумает, что она влюбилась, тот ошибётся. Потому что Ника неспособна любить человека. Она любит популярность. Фанфары. Славу. Нике нужно, чтобы ею интересовалась толпа. Или чтобы на неё хотя бы падал отсвет чужой славы, но чтобы отсвет этот был ярким! Это про Нику. Её манит образ, ореол – и какой же, как вы думаете? Ореол известной в городе N журналистки, которая была в годы оны чьей-то женой или любовницей – на любовницу Ника согласится, если будет уверена, что этого кого-то ждёт слава! Я говорю это потому, что слишком хорошо знаю, как сильно Ника любит известность!

Я никогда не слышала, чтобы мужчина так эмоционально говорил. Мне вспомнился Арсений, его усмешливое утверждение, что артисты как женщины: кокетничают, желают нравиться, расцветают в драматических ситуациях; все артисты – нарциссы. В бывшем телевизионщике Николае, когда он говорил, действительно было что-то, если не женское, то театральное. Его гибкая речь не вязалась с грузным телом и изувеченным лицом. Казалось, передо мной два разных Николая: один, которого видят глаза, и второй, которого слышат уши.

– Мне пора.

Ника проводила меня глазами. Она сидела с заострившимися скулами, с крепко сжатыми губами. Я не понимала, почему она позволяет Николаю так себя вести, не обрывает его. Почему наконец просто не уйдёт?

Выходя из кафе, я ещё раз оглянулась. Ника сидела в той же позе, а Николай наклонился к ней и говорил. Лицо у него было торжествующее и страдающее одновременно. Он был похож на собаку, которую ударили, и вот теперь она бросается и кусает.

Автобус приехал в неуютное место, тесно заставленное убогими двухэтажными бараками из серого бруса. Когда водитель гаркнул: «Конечная», я вздрогнула, посмотрела в окно и поняла, что села не в тот автобус и что начался дождь. Под козырьком облезлой остановки сгрудились люди, кто с зонтами, кто в полиэтиленовых дождевиках, кто безо всякой защиты от дождя. За бараками, за деревьями и чахлыми кустами виднелся яркий торец огромного здания. Этот торец напоминал величественную волну океана, грозившую вот-вот смыть отживший своё пляжный мусор, а пляжным мусором были старые дома… Вот тебе и разговор с Николаем!