Лора Флоранд - Француженки не заедают слезы шоколадом

– В квартиру я тебя не приглашу, – холодно и непреклонно сказала Сара.

Свет автомобильных фар двигался по мостовой золотыми лентами, отражение которых сверкало в его глазах.

– Sarabelle , – укоризненно произнес Патрик. – Тебе не приходило в голову, что я и сам могу жить в Девятом округе?

Ее сердце резко упало, стыд зашипел в ней, опаляя кожу. Надо же было так опростоволоситься! Вспыхнула ярость – на него, на себя. Сара чувствовала себя так, будто нечто правильное и совершенное было совсем рядом – стоило лишь руку протянуть, и она могла бы получить это, если бы знала как. И если бы только он не отдалял это от нее, словно уволакивал ленточку от кошки, играя с ней.

Патрик опять усмехнулся:

– А поскольку мне хочется выглядеть галантным в твоих глазах, то вряд ли я вынудил бы тебя произнести неуклюжее и прямолинейное приглашение.

Она приподняла подбородок и нахмурилась.

Он засмеялся:

– Sarabelle . Не волнуйся ты так. Я хоть раз дал повод предположить, что могу причинить тебе боль?

Ну, так… примерно восемь раз – каждый чертов шестнадцатичасовой рабочий день.

– Sarabelle, – опять засмеялся Патрик, протянул руку и быстрым прикосновением разгладил складочку между ее бровей. – Не волнуйся. Со мной ты в безопасности.

Хотя все зависит от того, как понимать безопасность , думал Патрик, держа руки в карманах. Ему так хотелось обнять Сару за плечи, что мышцы рук сводило от напряжения. Но была в его теле часть, с которой совладать было не так просто – внизу живота ему было чертовски больно.

Если безопасность означала такое радостное обладание друг другом, что при одном лишь взгляде на него ее трусики будут становиться влажными, – то да, она в безопасности .

Если безопасность означала, что она будет каторжно работать по шестнадцать часов, зная, что человек, который ею руководит, будет касаться каждого сантиметра ее лунно-бледной кожи; что его руки, направляющие ее руки, когда надо правильно уложить карамельную спираль, скользнут глубоко в нее и принесут ей наслаждение, а она, глубоко дыша, будет вскрикивать и обнимать его, – то да, она в безопасности .

Если безопасность означала, что он подойдет к ней сзади, чтобы достать что-то из шкафа, а по ее спине побегут мурашки воспоминаний о его поцелуях, и она превратится в горячую расплавленную массу желания, – то да, она в безопасности.

Если безопасность означала, что он раздвинет ее бедра на кровати и будет держать их, в то же время наслаждаясь ее вкусом, и что она, почти рыдая, будет повторять и повторять его имя, запустив пальцы ему в волосы, – то да, она в безопасности.

И если безопасность означала, что ему даже удастся сделать так, что она узнает, каков он на вкус, – то да, она в безопасности.

Да какой же он гребаный придурок! С трудом верится, что он может быть таким enfoiré [41] Enfoiré – мразь, мерзавец ( фр .). . Но от мысли, что его плотские желания не осуществятся, что ночь не завершится наслаждением, ему захотелось разорвать свою кожу в клочья. Он больше не выдержит безостановочного, невыносимого, сводящего с ума желания обладать Сарой. Фантазии бегали по всей его коже, царапая ее своими чертовыми крысиными когтями, и ему хотелось колотить по своему телу, чтобы сбить их с себя.

– Значит, ненавидишь?

При слове ненавидишь его внезапно охватил нетерпеливый эротический жар, и это было ужасно. Боже, до чего он дошел?

Сара отвернулась. Опять. И конечно, он не мог отвести глаз от изящной линии ее шеи и подбородка.

– Тогда был просто напряженный момент. Я приношу извинения.

Ему не понравились ее слова. « Не отрицай тот момент. Прими его. Подари его мне» .

– Не надо извинений, Sarabelle . Я уверен, что заслужил это.

Merde , еще бы! Конечно, заслужил – своими фантазиями и тем, что придумывал поводы наклониться к ней поближе.

– Я спрашивал себя, могу ли я что-нибудь сделать, чтобы… стало лучше, – сказал он. – Чтобы облегчить тебе жизнь.

Он и вправду спрашивал себя . Действительно хотел понять. Днем он каждую минуту пытался помочь всем выжить в кухнях, но особенно старался ради нее. А теперь, когда он разобрался в своем отношении к Саре, ему будет намного тяжелее.

«Но я больше не могу выдерживать это. Не могу. Не могу».

– Не придавай этому слишком большого значения, – сказала она так, будто не хотела больше говорить на эту тему.

«Ты это серьезно ? Я ведь хочу превратить ненависть во что-то настолько эротическое и великолепное, что ты будешь мечтать о таком каждую ночь. Ты будешь описывать это в своем блокнотике вместо пирогов или рецептов, или того, о чем ты там пишешь, не давая мне подсмотреть».

– Просто такая работа, – сказала она решительно, пытаясь завершить разговор, – только более напряженная, чем я ожидала.

Да, это он уже понял. Он так привык к интенсивности своей работы, что не мог оценить ее воздействие на замкнутую, тихую и спокойную девушку, пока не увидел, как худеет ее и без того стройное тело, а круги под глазами становятся все больше.

– Так как же ты оказалась в pâtisserie ? [42] Pâtisserie – кондитерская ( фр .). – спросил он, потому что во время разговора мог удержаться и не соединить свои руки с ее руками, не обнять ее за шею, не обхватить ее плечи, хотя такой темной и сверкающей ночью ему очень хотелось сделать все это. Но она наверняка сказала бы нет таким открыто романтичным посягательствам на ее тело. – Ты ведь училась на инженера?

– Училась. – Сара нахмурилась и вздохнула, глядя на зимние голые деревья.

Что-то ему не помогает способность очаровывать людей. Патрик ощутил себя пятнадцатилетним мальчишкой, отчаявшимся от невозможности получить желаемое.

Если бы только он мог обвить рукой ее плечи и притянуть к себе! Он был уверен, что ему стало бы легче. Такое неистовое желание дотронуться до Сары можно было преодолеть, только сжав кулаки с такой силой, что ногти впивались в ладони.

Они прошли мимо ночного клуба, и двое мужчин в кожаных штанах восторженно засвистели ей вслед. Возможно, этого бы не произошло, если бы Патрик мог обнять ее, показывая всем, что она – его девушка. Нахмурившись, он взглянул на Сару так, будто в этом была ее вина, хотя знал, что виноват только он один.

В конце концов, он мог бы и поговорить с ней, открыть ей свое сердце. Мог бы сказать: «Сара, я знаю, что я твой босс, но меня и вправду влечет к тебе. Что ты посоветуешь мне делать с этим?»

И она, наверное, ответила бы: «Ничего» .

Свист, а потом и замечания, которые отпускали стоящие в очереди парни, заставили ее поднять взгляд, и смех в глазах Сары удивил Патрика. Он так редко видел его, что почувствовал себя будто в свободном падении. Его кулаки обессилев разжались.