Лагуна Попова - Шизоид

Радовало то, что можно было не беспокоиться, что бы такого приготовить на обед. Холодильник был забит едой, в морозилке было полно полуфабрикатов. Мама подготовилась к своему отъезду, и отсутствие заготовок проблемой бы не стало. За время, что я прожил один, я неплохо научился готовить, даже посещал курсы кулинарии, причем ради них ездил в одно лето в Европу, на мастер-классы ведущих мировых шеф-поваров. Да, то лето запомнилось хорошо.

Когда на третьем курсе я переехал из общежития в квартиру, я полюбил ходить с друзьями по разным заведениям. В общежитии они почти всегда и все были под рукой, была постоянная веселуха, а тут выяснилось, что они в любую минуту не завалятся в пьяном бреду к тебе в комнату. Этого не хватало, и в то же время это радовало: у меня было личное пространство, которое никто так просто не нарушит.

Но двадцатилетнему парню тяжело постоянно находиться в четырех стенах. Веселая компания, спокойная или слегка зажигательная музыка, девочки, новые знакомства. Это затягивало. Для нашей компании стало ритуалом встречаться по выходным: суши-бар, караоке, кафешки и всё в таком духе. Но всё равно мне нравилось после работы или учебы посидеть одному в каком-нибудь кафе. Появились даже любимые. Девушки не особенно жалуют такие заведения, отдавая предпочтение ресторанам, так что и там я частый гость. Больше всего в дорогих ресторанах мне нравилась спокойная атмосфера, создаваемая классическими произведениями. В детстве мама всегда включала классику. Она любила повторять, что классическая музыка закладывает не только музыкальные основы, но и определенный жизненный фундамент, прививает чувство прекрасного, учит получать удовольствие от того, что скрыто от большинства. Со временем я понял, что она была права. И любовь к классической музыке сохранилась, хотя в моём плей-листе ее не так уж и много. Среди моих знакомых таких, которые в принципе могут сказать, кто такие Бах и Чайковский, мало. И порой мне становится их жаль.

Сейчас вовсю идет рабочая неделя, большинство из них на работе. Никому не позвонить, в Сети нет почти никого, с кем хотелось бы пообщаться. Заняться бы чем-нибудь! Но чем? Я уже час сижу в одной позе на этом диване и смотрю на экран телевизора, беспорядочно переключая каналы. Скукота. Готовить не надо, читать лень, даже новостную ленту открывать неохота. Не могла же на меня так подействовать совсем не городская атмосфера? Или недосып? Не могло же меня всё достать за сутки пребывания дома?

Вдруг на кухне раздался звон разбившегося стекла и вскрик. Неужели что-нибудь случится в первые же часы после отъезда матери? Она даже не успела до Израиля долететь, а тут уже чрезвычайная ситуация. За такое меня никто по головке не погладит.

Бегу на кухню и вижу картину: моя сестра стоит возле стола, на полу разбитый стакан и белая лужа молока, а на меня уставились испуганные голубые глаза. Не могу сказать точно, видел ли я когда-нибудь такой взгляд. Глаза смотрели на меня с испугом и упреком одновременно, словно просили прощения и помощи. Между нами было около двух метров, и я видел, как темнела радужная оболочка глаз.

Она стояла, слегка облокотившись на столешницу, и тяжело дышала, будто до этого пробежала марафон. И вот на самом финише ее ждала преграда в виде стакана с молоком, который она благополучно разбила.

Пока мы стояли в тишине и смотрели друг на друга, я успел рассмотреть ее, ведь вчера мне это так и не удалось. Моя сестра была высокой: к своим пятнадцати годам достигла отметки сто семьдесят сантиметров, а может быть, была и выше. Свой рост мы унаследовали от дедушки, он у нас был просто великаном! Помню, когда ходил в пятый класс, я всё еще не отличался высоким ростом и достигал только пупка деда. Зато уже в седьмом резко вытянулся и был не меньше, чем моя сестра сейчас. Большинство моих подруг уже бы позавидовали этому росту, а у моей сестренки еще всё впереди. Думаю, в восемнадцать лет она будет около ста восьмидесяти сантиметров. Будет светловолосой голубоглазой длинноногой сногсшибательной девушкой.

Я непроизвольно сглотнул, представив свою сестру в будущем, причем представив в коротеньком платье и без него. Чёрт, что с моей фантазией происходит? Нашел о чём думать! Наверное, сказались бессонная ночь, отсутствие секса и безвыходная ситуация. Организм просто старался занять благоприятную для него позицию и не придумал ничего, кроме как подключить мою извращенную фантазию.

– Я… я… я… молока попить хотела.

А вот и голос моей сестры. Когда я в последний раз его слышал? Два? Три? Четыре года назад? Я уже не помню. Да и неважно, за годы он всё равно поменялся. Он был тихим, «блеклым» и совсем не подходил к картине, которую я нарисовал в своей голове. Меня в одно мгновение словно подожгли, а затем вылили сверху ведро ледяной воды. Такое со мной уже пару раз случалось. Бывает, подцепишь красивую девушку в клубе или баре – и вот уже размечтался, нафантазировал себе, а она открывает рот, и ты понимаешь, что лучше бы она этого не делала, ведь такого несуразного бреда ты еще не слышал. Но всегда можно закрыть ей ротик чем-нибудь более интересным. Хоть моя сестра и не говорила несвязную ерунду, но эффект получился аналогичным.

– Лучше не трогай. Я сам. Отойди.

На мои слова она совсем никак не отреагировала, просто стояла и смотрела на то, как белая лужа растекается по полу и просачивается между пальцами. Я уже не видел ее глаз, не слышал ее голоса. Я просто опустил взгляд и, как она, смотрел на лужу молока.

Можно было бы сказать, что это была завораживающая картина, если бы не осколки. Молоко обволакивало пальцы ног, медленно растекаясь по поверхности пола. А что, если бы она наступила на осколки? Тогда белое молоко окрасилось бы в красный, мой любимый цвет. Красный на белом. И постепенно цвета смешались бы в блекло-розовый, такой девчачий цвет. Интересно, а моей сестре нравится этот цвет? До того момента мне в голову не приходило, что такой оттенок можно получить смешением крови и молока. Интересно, почему большинству девушек розовый цвет так нравится? Вряд ли у них в голове проносится картина смешения этих цветов: непорочности и страсти.

Этот факт вызвал во мне возбуждение, словно я открыл для себя новый вид экстремального спорта. Адреналин побежал по венам. Больших усилий стоило взять себя в руки и не поставить эксперимент: как скоро молоко окрасится, если смешать его с алой кровью. Несуразный и бредовый эксперимент. Причем смешать его хотелось не со своей кровью. Хотелось, чтобы сестра сделала небольшой шаг и наступила на осколок, который лежал буквально рядом с ней.

– Иди в комнату, я уберу и разогрею нам поесть. Стоило догадаться, что ты голодная.