Юлия Кова(ль)кова - @живой журнал

– Ты очень хороший мальчик, Андрей.

– Ага, я такой. – Отвечаю и поцелуем впиваюсь Тане в шею.

– Поедем в «Метрополь». Прямо сейчас, – задыхается Таня.

– Куда? – я сначала даже замешкался. «Ничего себе запросы у неё…» Впрочем, довольно быстро я сообразил, что в кармане у меня карта «American Express», а на ней штуки две грина, отложенные от зарплаты. —А давай, – задорно соглашаюсь я.

– Да нет, ты не так понял, – смеётся Таня, – я на Тверской не утюжу. Просто у меня есть номер в «Метрополе», и он уже проплачен. – Таня, как истинная женщина, разгадала меня.

– Кем проплачен, honey? Ты же домохозяйка, а не проститутка, – прищуриваюсь я.

– Кое—кем проплачен. А кем – секрет фирмы. – Таня улыбается мне грустно и таинственно.

– Да—a? Ну, поехали, загадочная ты моя…

Через час мы уже в отеле. Самовлюблённый идиот – я знал, что она мне даст. И она трахалась со мной запойно. Безбашенный, ничем не защищённый секс. Бешеное, несказанное удовольствие. А на утро признание – причина нашей ночи, озвученная Таней вслух:

– Андрей, я хочу ребенка.

– Валяй, – обалдело разрешаю я, наблюдая за тем, как Таня принимается одеваться и звонить своему Джейми Кэрри. Утешив мужа, Таня подумала и говорит:

– Андрей, если будет мальчик, назову в честь тебя – Эндрю. Есть такой святой в Шотландии. Предки моего Джейми из Эдинбурга.

«Ничего себе. Так это муж Тани, что ли, номер оплатил?»

– Тань, – начинаю я прозревать истину, – а что там не так с твоим мужем?

Таня прячет глаза и, помедлив, неохотно признается:

– Андрей, Джейми зачать не может. У него… – И дальше следует что-то витиеватое и многоступенчатое из раздела практической урологии, из чего я делаю вывод, что у Танинового Джейми с этим делом полный швах.

«Ну спасибо тебе, дорогая, за эту ночь и последующее признание.»

– Тань, а как назовешь, если девочка? – Это я решил так простебаться над ней. В ту же самую секунду Таня мне и выдает:

– Если девочка, то назову Энди. И тоже, в честь тебя.

«Так, всё, приехали… Знаешь, что, my sweet honey Таня, а ты спросила меня, о ком думал я , пока тут с тобой кувыркался?». Через полчаса мы расстались. Я даже номер её мобильного не взял. Но через девять месяцев Таня сама нашла меня, остроумно воспользовавшись моей визиткой.

– Андрей? Это Таня Кэрри звонит. Привет. Помнишь меня? Поздравляю: у нас – девочка. Нереальные ресницы. Серые глазки. Как у тебя… Как и обещала, назвала девочку Энди.

– А что наш муж? – спросил я.

– А муж признал девочку… Спасибо тебе, Андрюша, что теперь у нас дочка есть. Это – наше с Джейми самое дорогое.

«Здорово. Главное, что Танин муж одобрил нас…» И я повесил трубку. Через два года еще один звонок. Сразу понял, кто звонит, как только услышал истерику в телефоне:

– Тань, что тебе надо, а?

– Андрей, беда стряслась. Муж сейчас в Вашингтоне. А я родителей приехала навестить, они в Москву переехали. Здесь, в «Медведково» живут. Девочку еще утром в ясли отвела. Полчаса назад пришла забирать её, а мне говорят – вашу дочку уже какой—то мужчина забрал… представился моим мужем… Боже мой, что мне делать, Андрей?

– В «ментовку» бежать, дура! И давай, быстро мне говори, где живут все те, к кому ты ещё ездила.

– В каком смысле «ездила»? – у Тани амок.

– А от кого ты ещё беременеть пыталась. Не один же я такой распрекрасный у тебя был. Ну, давай все адреса, живо!

Испуганная Таня выдала мне три адреса. Я выбрал один (ага, тот, что в «Медведково»).

– Перезвоню!

– Андрей, только будь осторожнее, и…

Не дослушав, я бросил трубку, схватил куртку и понёсся в «Медведково».

Дочь Тани я нашел ровно через час. Это был типичный грязный подвал в спальном районе. Алюминиевые баки с покорёженными крышками и отходами. Серый бетон пола, на окнах – гнилые решётки. Смрад крыс и отвратительный застоялый запах мочи. А еще – странный, чистый аромат тиаре. Этот белый цветок изображен в волосах женщин на картинах Гогена. Я запомнил это название, потому что так пахла для меня только одна женщина. Запах тиаре и привёл меня в подвал. Представив на минуту, что я могу увидеть ту, которую любил, в этом подвале мёртвой, я испытал дикий, животный ужас. Да, я боялся за неё, а вовсе не за Таню и не за Танину дочь. Захлестываемый эмоциями, я шёл вперёд, пока не заметил на полу два маленьких комочка: чёрного плюшевого, растерзанного, измазанного кровью мишку и крохотную девочку в чёрной цигейковой шубке. На руках у девочки были красные варежки, расшитые снежинками. Точно такие же варежки были в детстве и у меня. Я присел и осторожно взял девочку на руки. Её маленькая головка, прикрытая вязаной шапочкой, безвольно завалилась набок. Невесомое тело ребёнка было гуттаперчевым. Так бывает, когда позвоночник перебит. Я сдвинул с лица девочки шапку и обомлел, увидев, что глаз у ребенка нет – глаза у девочки вытекли, потому что кто—то безжалостно выбивал их каблуком. Потом я услышал чьи—то быстро спускающихся вниз шаги и заорал, как безумный: «Ноль три наберите!».

Я осекся, когда увидел бешеный взгляд жестоких чёрных глаз и неумолимо поднимающееся на меня дуло пистолета. Мгновенный, чудовищный выброс адреналина. Краткое понимание, что если бы не страх, то я бы предугадал убийцу, потому что он пах грязью и смертью. Потом был огневой вихрь, резкий удар в правое плечо, горячий, как горсть кинутых туда угольев. Невероятная боль. Дикий хрип – мой. И грязный бетонный пол, приближающийся к моему лицу с головокружительной скоростью. Удар, темнота. И ничего. А потом я очнулся. Сначала я почувствовал своё правое плечо. Там фиолетовым цветком расцветала огромная, отвратительная дырка. Вокруг дыры вспухал бугор, наполовину скрытый курткой. Дышать я почти не мог. Но совсем рядом я услышал ещё один выстрел. Еле-еле повернул голову. Я никогда не знал, что я могу так кричать. Попытался встать. Не смог. Попытался ползти – обезножил… А убийца продолжает хладнокровно стрелять. Сначала девочке в живот. Потом – в грудь. Последний выстрел был в голову. Я навсегда запомнил красное, мясное месиво вместо детского лица – и запах крови, агонизирующей боли и смерти. И я снова потерял сознание… Когда я второй раз вернулся в этот мир, то надо мной было мокрое от слёз лицо вмиг постаревшего Дядьсаши. Он сидел передо мной на коленях и беззвучно плакал, закрывая своей спиной искорёженное маленькое тело.

«Андрей, у тебя дочь. Нереальные ресницы, серые глазки… Я назвала её Энди… Однажды девочка вырастет, и я скажу ей, кто её отец. И она тебя полюбит – полюбит так же сильно, как когда—то хотела и могла любить тебя я.…»

Пожалуйста, прости меня, Таня. Я бы мог спасти твою дочь, если б только меня не подвела моя трижды проклятая память. Если б только она не подсунула мне чёртов аромат белого цветка и не напомнила мне о женщине, к которой в нашу с тобой ночь так отчаянно взывал я, то я бы спас твою девочку. Но я и представить себе не мог, что так может пахнуть мой нежеланный ребёнок…