Нейлл Джой - История одного полета

Лето пролетело незаметно, и в августе она встретила Джона…

Часто так бывает, что когда мы находимся в самом прекрасном расположении духа, весь мир вокруг нас словно расцветает. Это случилось и с Габриель. Когда судьба свела ее с Джоном, Лоуренс не предполагала, что способна настолько погрузиться в человека. Это было удивительным чувством: окрыленная своей любовью, девушка закрывала глаза на все, что казалось другим неприемлемым. Ровно через два месяца после знакомства, Джон Тайер предложил ей переехать к нему и она согласилась. Они обсуждали предстоящую свадьбу, планы на совместное будущее, а общение с Кристофером плавно сошло к минимуму. Когда девушка сообщила ему, что у нее появился мужчина, Гамильтон отреагировал очень холодно. Между ними словно разверзлась пропасть. Письма от друга стали приходить все реже, и все чаще он упоминал в них разных девиц. Почему-то раньше для Габриэль это не было так важно, но сейчас каждое такое письмо скорее огорчало, чем радовало. Он перестал употреблять к ней ласковые обращения и, читая строки написанные рукой столь дорого сердцу человека, Габи невольно чувствовала, что их дружба теряет нить, что связывала их обоих на протяжении всех месяцев переписки.

Близились рождественские праздники, – первые для её маленькой семьи. Лоуренс готовилась к ним с особой тщательностью, закупая продукты и подпевая песням о звоне колокольчиков на санях Санты. Это было её любимое время года. Время чудес. А в них она верила всем сердцем.

– Габриель, где мой виски?

На часах еще не было даже пяти, а Тайер был уже навеселе. Подойдя к ней сзади, он обнял её за талию, по-хозяйски поцеловав в шею. До неё донесся запах легкого перегара и внутри что-то неприятно сжалось. Отложив нож в сторону, девушка смахнула с разделочной доски зелень в салат, который был почти готов и, повернувшись к Джону, улыбнулась.

– Думаю, тебе хватит. Давай оставим виски на ужин. Скоро придут гости, лучше помоги мне все приготовить.

Тайер как-то зло ухмыльнулся и отрицательно покачал головой. А после, медленно глядя ей в глаза, растягивая слова произнес:

– Где-е мой вис-ки?

– Джон…

Сердце в груди Габриэль странно забилось. Она смотрела на него и не знала, что ей делать. Тайер провел пальцами по ее щеке, снова хмыкнул и грубо добавил:

– Где мой виски? Я хочу выпить!

– Ты и так уже пьян!

Карие глаза Габи метали молнии. Девушка была возмущена поведением возлюбленного. Как можно напиваться задолго до прихода гостей и праздника? Неужели счастье в этом? Сидеть у телевизора в обнимку с бутылкой? Между ними повисло молчание. Наконец, не выдержав тяжелого взгляда подвыпившего мужчины, Габи ретировалась из кухни в гостиную. Но и оттуда ей было слышно, как Джон в кухне с грохотом открывает и закрывает ящики в шкафах в поисках алкоголя. Звон бьющейся посуды, заставил девушку вздрогнуть.

– Иди, убери!

Тайер прокричал это так, словно не явись она сию секунду на кухню и не сделай, что он велит, ей не жить. Втянув глубоко воздух, чтобы не дать воли слезам от того, что первый их совместный праздник начался так ужасно, Лоуренс пошла убираться в кухне. Салат, что она готовила с ощущением детского восторга, валялся на полу в осколках разбитой посуды, когда как Джон, отыскав бутылку, ушел развлекать себя очередной программой по телевизору. Так они встретили Рождество, а за ним и новый тысяча девятьсот сорок третий год.

Кристофер поздравил Габи открыткой, которую девушка получила уже в новом году. Улыбнувшись, Габриэль с тоской подумала о друге. Ей дико хотелось вернуть прежнюю близость их душ и раствориться в ней, как раньше. Но Гамильтон будто сторонился этого. Жизнь его была и без нее яркой и насыщенной. Он вернулся в Мемфис, чтобы осуществить свою мечту, только вот ей писал очень редко и сухо. Так прошел еще один год…

События в мире стремительно разворачивались. Война не стихала, по-прежнему унося с собой людские жизни. Было страшно читать газеты, слышать рассказы людей о том, что происходило где-то там, далеко на фронте. Сердце Габи разрывалось от боли за матерей, что хоронили своих детей, за жён, что оплакивали погибших мужей. Война, где бы она ни была, коснулась всех. Не важно, чья страна попала под атаку, – скорбят все. Ведь каждый понимает, что это варварство топить в крови невинных свои политические и экономические амбиции.

Отношения с Джоном стали очень тяжелыми. Тайер был увлечен бутылкой куда больше чем ею и, когда в день ее двадцати пятилетия, напившись в хлам, чуть не сломал девушке руку, Габриель не выдержала и вернулась к родителям. Это было трудно. Трудно признать, что она ошиблась в человеке, позволив себе настолько окунуться в мечты о счастливой семье, что, не замечая, прощать то, чего простить нельзя.

– Ох, мама… почему я была так слепа?

Миссис Лоуренс крепко прижимала дочь к себе, ласково гладя Габи по волосам как в детстве. Сердце ее сжималось от тревоги. Как объяснить своему ребенку, пусть уже и столь взрослому, что боль отпустит, нужно лишь время. Она все пыталась подобрать слова, пока дочь рыдала у нее на руках, рассказывая о том, что происходило с ней в доме Тайера. – Мама, я же все делала, любила, была ему верна. Готовила, провожала на работу и встречала. Жертвовала сном. Не замечала усталости. Даже друзьям его была рада. Посреди ночи пускала в дом и не перечила. Что я делала не так, мама?

Всхлипнув, Габи отодвинулась от матери. В глазах застыл немой вопрос: «почему?»

– Не всегда все зависит от нас. Возможно, таков его выбор. Ему нравится так жить, и ты ничего не можешь поделать. Я слышала, как вы ругаетесь. Он оскорблял тебя в пьяном угаре. Разве о такой жизни ты мечтала? Разве ты достойна этого? Нет. Моя дочь, несмотря ни на что, должна быть искренне любима, и ты будешь счастлива. Просто нужно научиться ценить себя и не растрачивать душевные силы на подобные отношения.

Габриель улыбнулась сквозь слезы. Дом… Как же она любила маму. Что бы ни случилось в её жизни, какой бы суровой не была к ней судьба, тепло рук и нежность материнских объятий согревала душу Габи. Шмыгнув носом, девушка вытерла слезы.

– Я похожа на размазню, да?

– Не сильно. А теперь, идем пить чай. Бабушка уже давно нас ждет. И перестань грустить. Все еще впереди!

Миссис Лоуренс поцеловала Габриэль в щеку и, крепко обняв, встала с кровати дочери.

– Я люблю тебя.

– И я тебя.

Улыбнувшись, женщина вышла из спальни, а Габи, откинувшись на подушку, уставилась в потолок. Ей надо дождаться утра. Завтра ей станет легче…

1944 год.

Три месяца спустя

«Дорогая Габи!

Прости, что так долго молчал. Еще в то время, когда ты прислала мне ваши совместные фотографии, я сказал тебе, что у Джона Тайера глаза злые. Разве у хорошего человека бывает такой взгляд? И почему ты меня не послушала тогда? Наверное, оно и к лучшему, что вы расстались. Мужчина, который любит женщину, никогда не причинит ей физической боли. Но не будем о грустном. У меня есть хорошая новость. Можешь поздравить: я все-таки стал лётчиком. Это невероятное ощущение парить над облаками и видеть все с высоты птичьего полета! Мне бы очень хотелось, чтобы когда-нибудь ты увидела это. Трудно подобрать слова, чтобы описать гамму чувств, что переполняют мое сердце в минуты, когда я так далеко от земли. Сейчас в моей жизни все стремительно меняется. Я снова не принадлежу себе. Признаться, я скучал. Не думал, что так могу привязаться к кому-то, всего лишь по стопке бумаги с прописанной датой. Мы общаемся уже больше полутора лет. Как ты думаешь, я могу рассчитывать на нашу встречу? Напиши ответ в тот же день, как получишь это письмо.