Анастасия Бойко - В моей любви так много музыки и слов

Зима в этом году выдалась на редкость снежная. Я спряталась в теплом, уютном кафе за столиком возле окна. Заказала кружку горячего шоколада, открыла томик стихов. За окном плотной пеленою с неба падал пушистый снег, смывая очертание домов, людей. В снежной мгле исчезали следы, слова, звуки, причины и последствия, в холодном воздухе терялись лица, имена, телефонные номера и я.

Именно эта зима больше всего напомнила мне о том, как все было. Став взрослее, чуточку умнее, потеря несколько лет, месяцев, дней из памяти, мне сложно вспомнить с чего все началось, с чего все закружилось во мне и перепуталось местами. С чего весь мой мир вдруг подогнулся подо мной, и я утратила почву. Я помню, что я чувствовала, кода смотрела на тебя. Какую дрожь души испытывала.

Любовь – это когда книга зачитана до дыр, но ты вдруг начинаешь видеть новый смысл между строк.

Меня даже сейчас, через столько лет, удивляет собственное поведение. Насколько легко мне было на все решится…

В тишине электронных книг, в отсутствие запаха типографской краски, когда пальцы не касаются шершавых страниц, мне трудно поверить в реальность, в которой все так искусственно. В тишине пустых библиотек, я слоняюсь призраком покинутых и ненужных книг. Брожу между стеллажами, скользя пальцами по корешкам. Застываю над названиями, которые близки моей душе. Беру книгу с полки, открываю на середине, слова и фразы складывают осколки моей души. Но некоторые, самые дорогие осколки я спрятала под замок. Бережно храню их, сдуваю пылинки, но собрать никак не могу. Прячусь между стеллажами, застываю как цветок на подоконнике, о котором все забыли. Покрываюсь книжной палью и сама становлюсь историей.

С чего начинается история? Как обычно… В один из дней, похожих на миллионы предыдущих, я проснулась…

Живешь себе, живешь. Мечтаешь, читаешь, ходишь в кино, слушаешь музыку, споришь с сестрой. В общем-то, нормальная жизнь. И вдруг тебе опять в школу… Как быстро кончилось лето, а так хотелось, чтобы оно длилось вечно. Но будильник безжалостно рвет паутину снов, вытаскиваю себя из липкого как ловушка для мух состояния, скатываюсь с кровати, подползаю к окну, уже светло. Пытаюсь склеить себя по кускам, определить, где голова, а где ноги. Лбом упираюсь в холодное стекло, почти засыпаю…

– Ты встала? – Орет сестра из кухни, – или лучше спросить, ты вообще ложилась?

Вздрагиваю всем телом, жмурюсь от крика…

– Да, я встала, – как же я ненавижу первое сентября…

Сколько лет пройдет прежде, чем я перестану мысленно вздрагивать перед этим числом.

Плетусь в ванную.

– Мама уже ушла?

– Ага, давай быстрее.

Копаешься, копаешься, тянешь себя как из болотной жиже, тащишь на кухню. Сестра до мерзости радостная и выгладит так, слово всю ночь спала. В отличи от некоторых.

– Не разделяю я твоей радости, – говорю я, меланхолично пережевывая бутерброд.

– Когда это будет твое последнее первое сентября в школе, ты меня поймешь, – ответила она, отпивая из кружки и напевая какую-то песенку.

Хотелось философски продолжить, что и это первое сентября может стать последним, но так было лень говорить. Ужасно хотелось спать, сложно было попробовать остаться дома… но…

– Можно я останусь дома? Все равно сегодня не будет пар.

– Не можно.

– Но почему?

– Не одной мне же страдать на линейке.

– Ты тоже можешь просто не пойти, уж тебе точно никто ничего не скажет.

– Могу, но я уже пообещала.

– А я ничего не обещала.

Тут сестра смотрит на меня и не хорошо так улыбается. Да знаю я, знаю. Ты всегда выигрываешь. И мои споры с тобой бессмысленны.

– Ну, пожалуйста, – делаю я последнюю попытку, – сегодня пятница, а завтра выходные. Это какое-то кощунство заставлять детей идти сегодня в школу, лучше бы с понедельника…

– Давай одевайся, прогуляемся.

Черт…

Хоть к девяти, а не к восьми – есть еще время, немного повозится. Я собираю сумку, для приличия ложу блокнот и ручку, на классном часе скажут расписание, хотя его должны были вывесить в фае. Но какой нормальный человек пойдет в школу на каникулах, чтобы посмотреть расписание? Правильно, никакой.

Выходим без двадцати, я бы вообще вышла без пяти и добежала бы спокойно, но сестра хочет неторопливым шагом прогуляется. Кто я такая, чтобы спорить.

Погода стояла по-летнему жаркая, сентябрь только по календарю вступил в права. Зеленые листочки деревьев не успели сменить окрас с нежно-зеленого на темно-зеленый. Теплый ветер сбивал палящие лучи солнца, нежно проходился по коже, остужая ее. В такой день лучше всего было поехать на речку покупаться или прогуляться в центральном парке в тени высоких тополей. Можно много куда пойти, на самом деле. Но только не в школу.

Да, какая замечательная летом жизнь, но за все надо платить. Как сказала сестра, давая мне пинка для скорости.

Рев мотоцикла из двора девятиэтажки привлекает мое внимание. Сестра тоже оборачивается, хмурится и идет туда. Я за ней.

Во дворе в тени деревьев трое парней возятся с черным мотоциклом. Двоих я знаю, они учатся вместе с сестрой: один светловолосый, шумный, наглый, как его зовут, я не помню, второй высокий, черноволосы, имя тут же всплывает в памяти… Третий парень мне не знаком, он не только лысый, но и еще с татуировкой на черепе, пугающий. Стоит, курит чуть в сторонке. Все трое перемазанные маслом.

– Вы не собираетесь на линейку?

– И тебе доброе утро, – здоровается с ней светловолосый. Он встает с корточек и подходит к нам.

– Доброе-доброе… – сестра поднимает бровь, ждет ответа.

– Ледяная королева в своем репертуаре, – он улыбается. – На кой черт туда идти, я все равно не планирую первую неделю появляться в школе.

Сестра начинает спорить, а я смотрю на него, на второго парня из класса сестры… На щеке полоса от черного масла, руки черные, словно он капался в саже. Он сидит на корточках и ковыряется в колесе мотоцикла. На нем старая растянутая майка и при каждом движении видно, как перекатываются под кожей мышцы спины. Я сморю, как несколько капель пота медленно ползут по загорелой коже вниз по позвоночнику, а потом впитываются в ткань. Зависаю.

Я стою в трех шагах от него и пялюсь. Видимо он что-то чувствует и поднимает голову. В три секунды вся моя кровь приливает к лицу. Я так краснею, аж глаза слезятся… А он улыбается кончиком губ, так что на щеках едва уловимо проступают ямочки, а потом отворачивается и продолжает дальше что-то ремонтировать в мотоцикле.