Лидия Лукьяненко - Случайная жизнь (сборник)

– Никита, ты кого приведешь? – спросил Вадим.

– Хочешь, моя Светка возьмет с собой подружку? – предложил Игорь.

– Не нужно. Я буду с девушкой, – ответил он, подумав про Инну.

Она согласилась. После этой вечеринки они стали встречаться. Инне было двадцать пять лет. Она жила с мамой, папой и младшей сестрой. Характер у нее был покладистый, ровный, какой бывает у людей, выросших в спокойной семейной обстановке. Их отношения развивались по вполне предсказуемому сценарию. Никита, которого еще не совсем оставила тоска по Насте, не торопил события. А Инна по натуре не была склонна к резким эмоциональным поступкам. Ее явная симпатия и живой интерес к его делам подкупали. Никита не был избалован женским вниманием и быстро привязался к Инне. Вскоре их отношения перешли в новую стадию. Ее домашние уже нормально относились к тому, что время от времени Инна ночевала у своего парня. Они узнавали его голос по телефону и, казалось, не имели ничего против их отношений.

Так закончилась зима, за ней пролетела весна, и Никита стал уже всерьез думать о том, чтобы осенью сыграть свадьбу. Он ничего не говорил Инне, но был уверен в ее согласии. Но вот его собственное решение пока было под вопросом. Инна была хорошей – доброй, умной, чуткой. Она угадывала в своем избраннике признаки былой несчастной любви, но не торопилась с расспросами. И он по-своему любил ее, но иногда образ Насти навязчиво возникал перед глазами, возвращая его в прежнее состояние тоски и тревоги. Она так несчастна и одинока. А может, уже не одинока? Но представить ее счастливой он не мог. Есть люди, которые носят свое несчастье на себе, как улитка домик, и без него они – не они. Так и Настя: трагизм придавал одухотворенность ее кукольным чертам, а состояние глупого счастья придавало бы ее облику схожесть с расписной деревянной матрешкой. Он сам не знал, что ему хотелось бы услышать о ней. Что она счастлива и не одинока? И тогда бы он с чистой совестью женился. Или это повергло бы его в прежнее отчаяние, и тогда в его душе не нашлось бы места для другой женщины?

Когда он был с Инной, то почти не вспоминал Настю. Это было бы нечестно по отношению к его девушке. Обнимая ее, он не сравнивал их – это было невозможно. Они были такие разные – и по характеру, и внешне, даже на ощупь и запах. Но они были дороги ему, каждая по-своему. Только Настя была далеко и не подходила на роль жены, а Инна подходила идеально, хотя и не была столь желанна. Но одна из них была здесь, рядом, стоило только протянуть руку, она любила и принимала его таким, каким он был. А другая находилась неизвестно где и не понятно как относилась к нему – может, и вовсе забыла.

Никита постоянно думал об этом и решил к концу лета сделать Инне предложение. А пока хотел взять отпуск и улететь к Денису. Тот давно звал его в гости, обещал показать Париж. Да и Никита здорово соскучился по старому другу.

Самолет прибыл в аэропорт Шарль-де-Голль в восемь тридцать вечера. Он не сразу узнал друга. Денис изменился и выглядел совсем иностранцем: серьга в ухе, татуировка на плече, выбритая ажурная бородка и мятая, непонятных расцветок одежда выдавали в нем причастность к богемному кругу. Так оно и было. Еще по письмам Никита знал, что Денис теперь начинающий, но уже востребованный фотограф. В Париже проявился его талант к портретной съемке, и теперь он делал фотографии для журналов.

– Старик, я чертовски рад тебя видеть, – сказал он, выпуская Никиту из объятий и внимательно разглядывая его. – Немного изменился. Повзрослел. Выглядишь вполне презентабельно, – оценил он его стильный летний костюм и в тон ему новые туфли. – А вырядился так зря. В Париже жара жуткая! Надеюсь, ты взял шорты и сандалии? Или хотя бы майка найдется? Впрочем, купим.

– Найдется, – засмеялся Никита. – Я прогноз погоды смотрел. А тебя просто не узнать: борода, серьга, тату… Это что, обязательные атрибуты свободного художника?

– Борода – это так, одно название. – Денис почесал подбородок, по которому спускались тонкие полоски темной растительности. – Между прочим, довольно сложное искусство. Ну что? Давай топай! Такси ждет.

Денис устроил ему экскурсию по ночному Парижу. Он бегло давал по-французски указания таксисту и, энергично жестикулируя, показывал другу местные достопримечательности.

– Смотри, справа, за Сеной – остров Сите. Вон Дворец правосудия, а это – верхушка Нотр-Дам-де-Пари. За серым домом.

Пригнувшись, Никита едва рассмотрел две высокие темные арочные башни знаменитого собора Парижской Богоматери, возвышающиеся над соседними зданиями, и острый тонкий шпиль, уходящий высоко в небо. Таксист мчал по набережной Сены, довольно небрежно относясь к сигналам светофоров.

– Это Лувр. Мы с тобой обязательно туда сходим. Да не выворачивай ты голову! У нас куча времени. Просто посмотри на Париж свежим глазом. Вечерний Париж в огнях! Первое впечатление – особенно важно… Сад Тюильри. Слева – церковь Мадлен. А это площадь Согласия.

Денис сказал что-то водителю, и они сделали медленный круг по площади вокруг Луксорского обелиска и подсвеченных фонтанов. Затем такси помчалось улицей, по обе стороны которой ровной стеной возвышались деревья, а за ними мелькали ярко освещенные витрины магазинов.

– Елисейские Поля, – бесстрастно сообщал Денис, уже пресытившийся ролью экскурсовода. – Триумфальная арка.

– Денис, это же Эйфелева башня! – воскликнул Никита, увидев в темнеющем небе знакомые очертания.

– Да, – лениво согласился Денис и сказал что-то таксисту. – На сегодня экскурсия окончена. Едем домой.

Он снимал крошечную квартирку в старом доме на окраине Парижа. Они успели только бросить вещи в коридоре и сразу же отправились в ближайший ресторан ужинать.

Невысокий лысоватый француз в круглых очках, больше похожий на профессора, чем на официанта, принес бутылку бордо и два слабо прожаренных стейка с горой картофеля фри на таких огромных блюдах, что они заняли весь маленький столик. Никита разрезал мясо, внутри темнели красные капли.

– Мясо с кровью – французская кухня! – подмигнул ему Денис. – Я уже привык.

Стейк оказался по-своему вкусным, особенно пока был горячим, и под французское бордо пошел вполне. Но по мере того как он остывал, в Никите крепла уверенность, что он ест совершенно сырое мясо, которое только слегка прихвачено с двух сторон. Все же он мужественно доел его. Он впервые в Париже, пьет французское вино с Денисом, которого не видел сто лет, так какая разница, сырое это мясо или нет!

После ужина они заказали по бокалу пива, которое ничем не отличалось от того, к которому он привык в Киеве, и разговор продолжился. Денис рассказывал ему о Париже, о своей жизни, которая, как обычно, приготовила ему сюрпризы. Все это Никита уже знал по переписке. Но то письма, а это – живой рассказ старого друга в ночном парижском ресторане! Что может быть интереснее?!