Элла Жежелла - Мартышкин и розовые очки

«Сколько можно кривить свои губы над моей душой?» – подумала Ванда.

– Ты все еще хочешь выйти за меня замуж? – спросил Иван. – Не передумала?

– Да, – ответила она. Сердце ее неистово колотилось от волнения.

– А вот я изменил решение, – сказал Иван, краснея закатом. Эта его особенность – пунцоветь по поводу и без оного – не нравилась Ванде. Еще ее раздражало, как он изгибает пухлые губы, когда говорит. Кажется, рот выскочит за пределы лица. Как Иван Мартышкин дышит что-то ей тоже в последнее время не нравилось. – Браки свершаются на небесах. Вот так взять и пожениться по твоей прихоти… Я не готов.

«Прошу понять и простить» – мысленно закончила за него Ванда.

– Прошу понять и простить, – не разочаровал ее Мартышкин. – Вот если бы мы пожили вместе год-два, узнали друг друга…

– Я тебе сто раз говорила, что не буду без официальной регистрации. Не хочешь жениться – не надо, – спокойно сказала Ванда, предвкушая его эмоциональный взрыв с неким злорадством.

Да, реакция снова оказалась предсказуемой – Иван подскочил, став еще краснее:

– Я так и знал! Не я тебе нужен, а штамп! Так и знал!

– Але, гараж, жениться ты предложил, вообще-то. Твоя инициатива была.

– Да, предложил. Мне ничего иного не оставалось, Ванда! Ты говорила, что без штампа со мной жить не будешь.

– Верно. Не буду.

– И что делать?

– Ну, ставь этот пресловутый штамп, и стану я с тобой жить. Все просто. Или не ставь. Тогда я не буду с тобой жить.

– Издеваешься?!

– Отнюдь.

Глухое раздражение охватило Ванду. Сколько можно, в самом деле! Мало он кровушки из нее попил?

Цикличность этих, с позволения сказать, отношений, просто смешна. За прошедший месяц, увы, последовательность событий не изменилась: опять этот Мартышкин позвонил, заявил, что-де все осознал и хочет жениться, при встрече снова спросил, согласна ли она выйти за него замуж, с радостью услышав положительный ответ, пошел на попятную. Теперь бросит: «Если бы ты меня любила, стала бы жить и без штампа!», да и уйдет из ее жизни… на пару неделек… Чтобы потом явиться и начать заново с: «давай поженимся», а закончить неизменным «браки свершаются на небесах, прошу понять и простить».

Спрашивается, что ему нужно?

– Я не говорю, что против брака в принципе! – продолжал Иван. – Просто считаю, что нужно сначала пожить вместе.

– Сколько можно повторять одно и то же? Мартышкин, все! – Ванда встала. – Хватит! Я не могу больше обсуждать эту тему. Ты не хочешь жениться. Я не желаю жить вместе. Наши интересы не совпадают. Давай разойдемся по-хорошему. Навсегда. Хорошо?

– Я никак не пойму, что тебе нужно?

– От тебя? Ничего. Правда.

– От жизни.

– Любовь, – тихо сказала Ванда, на сей раз – чистую правду.

Молодая женщина знала, что он ответит на это, не уловив нотки отчаяния в ее голосе. И снова не ошиблась, как же тошнотна полная предсказуемость Ивана:

– Так любить друг друга можно и без штампа! Я же не отказываюсь его ставить, просто не сейчас! Поживем вместе, посмотрим…

Она развернулась и ушла. Хм, ей впервые удалось немного изменить ход событий – обычно это Мартышкин вскакивал, как ужаленный, и убегал, оставив ее в окружении невысказанных упреков.

Самое любопытное, что Ванда Андреева никогда и не хотела быть женой Ивана Мартышкина! Да и в принципе чьей-либо супругой. Эта молодая женщина, так настаивающая на браке, не верила в силу оного, и не свадебное платье было мечтой всей ее жизни.

Просто Ванде казалось, что требование жениться, игнорирование всех разумных аргументов против оной – единственный способ избавиться от притязаний этого импульсивного человека. Другой – пристрелить, но чревато.

– Ну, что там твой жОних? – спросила Анна Федоровна, квартирная хозяйка Ванды, распахнув настежь дверь.

– А можно я переоденусь? – девушка стояла посреди комнаты в одной комбинации.

– Кто тебе мешает? – ответила Анна Федоровна, продолжая маячить в дверном проеме. Такова была неприятная особенность пожилой хозяйки: она могла войти в ванную, когда Ванда принимала душ (щеколды не было), дабы сказать, что та положила тряпочку на кухне не туда, или не отжала губку для мытья посуды, начать за это распекать, заглушая звук воды. Заскочить в комнату вечером и повести длинный рассказ о своей молодости часа на два, не обращая внимания на то, что жиличке это неинтересно, также давно стало нормой для Анны Федоровны. Видимо, арендодательница считала, что имеет право, коль квартира принадлежит ей. И все равно, что Ванда платит за пользование комнатой, покой и неприкосновенность.

– Так что там твой ненаглядный? Расскажи же! – торопила Анна Федоровна.

– Как обычно все. Вместе жить предлагает. Даже мое настойчивое требование жениться не останавливает.

– Вот это поступок! Мужик! – восхитилась хозяйка.

– Да ну? Поступок – это как раз жениться, а Иван выучил одну фразу: «жить вместе» повторяет ее по сто раз. Вне зависимости от моих слов и действий. Скорее, это непробиваемость.

– Дура ты! – в сердцах воскликнула Анна Федоровна. – Он же москвич!

– И что теперь?

– Как можно отказаться за квартиру не платить! Какая экономия. Посчитай: так ты 35 000 зарабатывала, а 13 000 отдавала за жилье. Если будешь с ним, все 35 000 останутся тебе! В два раза больше, чем было! И накопишь на свои поездки заграницу! Хотя я больше дачу свою люблю… Знаешь, как мы ее купили?.. Там целая история! В общем, решили мы купить дачу…

– Но жить-то придется с ним. Засыпать. Просыпаться. Нет уж, восемнадцать сэкономленных тысяч того не стоят. Может, он хочет квартиру напополам снимать? Тогда и выгоды никакой. Либо с его родителями жить. Еще «лучше».

– И что? Вот я жила с родителями мужа двадцать лет…

«Нет!» – мысленно прокричала Ванда. Опять история на три часа!

Когда она заселилась, Анна Федоровна показалась милой бабушкой. Они почти и не разговаривали, что устраивало Ванду – девушка никогда не была гиперобщительной. С работы – домой. «Здрасте» – «до свидания».

Потом, когда Ванда потеряла работу и стала проводить почти все время дома (не считая собеседований), ситуация кардинально изменилась. Страстное желание Анны Федоровны поговорить, да жизни поучить, стало досаждать. По совету мамы, Ванда попробовала проявить дружелюбие – ладно уж, можно и послушать пару раз в неделю. Пришлось самой пооткровенничать – как раз тогда в ее жизни нарисовался Иван. Она проявила вежливость, думая, что этим все закончится, но хозяйке хотелось большего.

– … так мама моего мужа сидела и смотрела, как я готовлю. И учила меня, если что не так делала. Я ей благодарна была. А ты? Я же тебя учу. Нет бы в ноги поклониться, да «спасибо» Анне Федоровне сказать…