Дженнифер Доусон - Победитель получает все

Подобный поступок, каким бы отчаянным и безрассудным он ни был, сейчас почему-то казался Сесили вполне уместным.

Женщина, которая всегда считалась воплощением самообладания и хладнокровия, была опьянена страстью, ее опьяняла как страсть, так и сам мужчина, стоявший перед ней.

Одной рукой он обнял ее за талию, а другой ласково коснулся губ.

– Что за рот! Сколько чувственности!

– Ты всегда так многословен?

– Не всегда. Но это всего лишь одна десятая часть, причем самая приличная, из того, что мне хочется сказать о твоей красоте, как и о том, что мне хочется делать дальше.

Его откровенность польстила Сесили. Ей захотелось узнать об остальном, и у нее хватило смелости прямо спросить об этом.

– Что же именно тебе хочется?

Прежде чем ответить, он потерся достоинством о ее живот. Ее бы больше устроило, если бы член дотронулся до нее в другом месте, чуть ниже.

– Например, обхватить губами твой сосок через сорочку и целовать, сосать его до тех пор, пока ты не застонешь от наслаждения.

Ее груди сладостно заныли, как будто он не говорил, а действовал. Сесили не ожидала, что слова могут вызывать желание, не хуже любовных ласк. Каждое его слово обжигало, все сильнее и сильнее воспламеняя страсть. Он не сводил глаз с ее лица и молчал.

А ей хотелось, чтобы он, не умолкая, говорил.

Шейн всегда вызывал у нее волнение, но теперь, наедине с ним, все обстояло намного серьезнее. В его словах дышала откровенная страсть, она не могла не волновать ее. Сесили была готова слушать его хоть всю ночь. Ей было уже абсолютно все равно, и она кокетливо и вызывающе спросила:

– И что дальше?

Шейн улыбнулся.

– Ого, что я слышу? Неужели, Сисси, ты действительно хочешь услышать от меня обо всех тех порочных фантазиях, которые теснятся в моем сознании?

«Да! Не только услышать, но чтобы ты осуществил их на деле!» Конечно, она не смела признаться в этом, поэтому, небрежно взмахнув рукой, промолвила:

– Так, из одного лишь любопытства.

– Лгунишка. – Он склонился над ней. – Я тоже чисто из любопытства хочу спросить тебя: есть ли на тебе трусики?

– Нет, – выдохнула она.

– Жаль, очень жаль. А мне было бы так приятно сорвать их с тебя.

– Так бы я тебе и позволила.

Он согнул ноги таким образом, чтобы можно было потереться джинсами о ее промежность. У нее совсем пересохло в горле от возбуждения, и чтобы не застонать, она судорожно впилась пальцами в край стойки.

– Ты совсем не умеешь притворяться. В жизни не встречал женщины, которая, как ты, так откровенно желала бы, чтобы с нее сорвали трусики.

Сесили запрокинула голову, открываясь навстречу его пожеланиям, провоцируя его, но язык помимо ее воли говорил обратное.

– Ты ошибаешься.

Шейн приподнял ее за ягодицы, как бы примеряясь.

– Ну что ж, буду еще откровеннее. Вот чего мне больше всего хочется. Мы приближаемся вплотную, сливаемся в одно целое. Мой член проскальзывает внутрь, трется о твой клитор, мы оба начинаем сгорать от желания. Я опрокидываю тебя навзничь, прямо на стол и, черт возьми, трахаю тебя.

Нарисованная им картинка воспламенила Сесили, желание и похоть слились воедино и не отпускали ее. Он был откровенен, груб и напорист, и как это ни удивительно, ей это очень и очень нравилось. Его джинсы опять коснулись низа ее живота, внутри зародился оргазм, Сесили была готова закричать от наслаждения. Больше тянуть у нее не было сил. Оттолкнувшись от стола, она обхватила его руками за шею, прижимаясь к нему дрожащим телом.

Шейн утробно зарычал, он как будто предвидел такой поворот, затем грубо привлек ее к себе и впился губами в ее рот.

Все началось быстро, в бешеном темпе, без всяких нежностей и возбуждающих ласк – им они и не требовались.

Они целовались жадно, в полной тишине было слышно одно лишь их хриплое дыхание. Языки и губы сплелись в одно целое.

Сесили ногтями впилась в его шею, подавая тем самым знак, что пора переходить к дальнейшим действиям. Ее тело прилипло к его телу, требуя, отчаянно требуя большей близости.

Сразу все поняв, Шейн зарычал, как зверь. Целовал он ее уже не так, как прежде.

В его поцелуях не было ничего романтического. Раньше никто так не целовал Сесили, и она тоже никогда так не целовала. Воспитанный, культурный человек не мог так целоваться.

Так грубо.

Так вульгарно.

Это было так не похоже на нее!

Тем не менее, эти поцелуи довели Сесили почти до безумия. Она хотела так целоваться и дальше. Более того, она хотела, чтобы он взял ее так, как это только что было им описано. Это должен быть секс, никогда ею не виданный, не испытанный, одним словом, сумасшедший секс.

Секс, которым никак нельзя насытиться, секс, которого хочется все сильнее и больше.

Только он мог подарить ей такой секс.

Сесили буквально сгорала от нетерпения. Она терлась грудью о него. Его бедра, его горячий язык сводили ее с ума.

Шейн моментально уловил ее безмолвную просьбу. Обхватив пальцами ее сосок, он принялся ласкать и пощипывать его.

Это было невыносимо. Она застонала, но ее сладострастный стон тут же был заглушен его поцелуем.

Он опрокинул ее назад. Она обвила его талию ногами, удерживая равновесие, а он, держа данное им обещание, начал целовать, кусать, сосать ее груди через сорочку.

Сесили уже вся сотрясалась от возбуждения и громко стонала, повторяя одно слово:

– Боже, боже…

Шейн пробурчал что-то нечленораздельное, продолжая попеременно осыпать поцелуями и сжимать пальцами то одну ее грудь, то другую. Это было невыразимо чудесно. Лучше всякой нарисованной им картинки. Никогда ранее не переживаемая химическая реакция. Сесили возбуждалась все сильнее и сильнее.

Ее желание стало огромным. Ей хотелось этого все больше.

Это должен был быть грубый, животный секс, на который был способен один только Шейн.

Условности, память о правилах приличия слетели с Сесили, как шелуха.

Она прижималась к нему, хрипя:

– Еще, еще.

Он уже кусал ее за груди, а те как будто радовались такому неласковому обхождению.

Они оба настолько обезумели, что не заметили, как Сесили головой стукнулась о деревянный шкафчик с полками.

– Боже!

Шейн продолжал, не останавливаясь, действуя все грубее и напористее. Внутри Сесили бушевала настоящая буря чувств, которые грозили разорвать ее на мелкие кусочки. Неплохо было бы прекратить это безумие, но, к своему ужасу, Сесили поняла, что не только не может, но и не хочет этого.

– Ты, ты… просто… великолепен.

Его усмешка была похожа на оскал.

В решительности ему нельзя было отказать. Он прямиком шел к желанной для них обоих цели, действуя грубо, властно, настойчиво.

Он поступал совершенно правильно. Только так и надо было действовать.