Ирина Мясникова - Таблетка от старости

В курилке на верхней площадке служебной лестницы Шура и Нина Константиновна уселись на широкий подоконник, примостили посередине вонючую консервную банку, служащую курильщикам диспансера пепельницей, и закурили.

– Ниночка Константиновна, вы ничего во мне странного не заметили? – жалостно спросила Шура и замерла в ожидании приговора.

Нина Константиновна окинула Шуру цепким профессиональным взглядом.

– Да, ничего вроде. Похудела слегка, – Нина Константиновна ухмыльнулась. – Никак влюбилась? То-то я вижу, похорошела. Небось у доктора Трахтенберга на приеме была? Это дело хорошее, – Нина Константиновна сладко вздохнула, матюгнулась и мечтательно закатила глаза. – Только костюм химзащиты обязательно требуй надевать. А то мне только тебя среди пациентов наших не хватает. Господи Иисусе! Это ж сколько всего производится медицинской промышленностью, а они все равно ленятся надевать. Знают о последствиях, и все равно ленятся. Козлы! Бляха муха!

– Да нет, – Шура аж рукой махнула, чуть сигарету не выронила. – Какой там Трахтенберг! Нет у меня никого, да и не было никогда.

– Чё? Правда? Ядрен батон, Шурка! Тебе ж лет-то уже, небось, никак не меньше четвертного? – На добром лице Нины Константиновны читалась смесь удивления и неподдельной жалости. – Как же это тебя так угораздило?

Шуре захотелось плакать, даже слезы на глазах навернулись.

– Здрасьте вам! Только не реви. Ты врач. Бляха муха! Тебе не положено. Ничего, – Нина Константиновна притушила сигарету и погладила Шуру по спине. – Встретишь еще кого-нибудь. Ты ж вон, какая хорошенькая.

– Ну, да! Как бегемот! Еще и фамилия Животова, – Шура тяжко вздохнула.

– Шурка, ты дура! Етитьская сила! Сейчас нам по телику скелетов разных показывают и говорят, что это эталон красоты. Знаешь, почему? Кутюрье модные материал экономят. На скелета ткани надо с гулькин нос, да и обшить скелета проще пареной репы. У него ж формы-то никакой нет. Главное, чтоб дырки в модном платье для головы и рук были. Вот и все. А такие дуры, как ты, переживают. И напрасно! Мужику скелеты не нужны. Мужику мясо надо, чтобы было, чего потискать. Вот Мерелин Монро, к примеру, по теперешним меркам чистая корова. Бляха муха! Да, ты-то вроде не такая уж и толстая. Вон и талия у тебя даже есть, – Нина Константиновна гыкнула и ущипнула Шуру за бок.

Шура взвизгнула и раздумала реветь.

– То-то и оно, Нина Константиновна! Талия эта у меня совсем недавно прорезалась, можно сказать, совершенно неожиданно, а до этого ее и в помине не было. Так что, боюсь я, что не успею я уже никого встретить. Прощай, доктор Трахтенберг, – горестно заметила Шура и шмыгнула носом.

– Это почему ж? – удивилась Нина Константиновна и закурила новую сигарету.

– Так худею внезапно и резко. Это о чем, по-вашему, говорит? – Шура развернулась и заглянула Нине Константиновне в глаза. Ну, чтоб та уже не стала юлить и уходить от прямого ответа. Рубанула бы правду-матку со всего плеча.

– Ни о чем, – Нина Константиновна ответила на испытующий Шурин взгляд, вытаращив глаза. Наверное, чтобы честнее выглядеть, – Ты лучше скажи, что ты сегодня ела на завтрак?

– Кофе пила, – не задумываясь, ответила Шура.

– А на обед?

– Кофе.

– Ужинать чем будешь?

– У нас в универсаме куплю салат «весенний» из капусты. Там вкусный делают, – Шура вспомнила «весенний» салат и сглотнула слюну. – И ноги куриные у меня в холодильнике есть. На пару сварганю. Штуки две. Нет, лучше три.

– А хлеб ты давно ела?

– Что вы?! – ужаснулась Шура и тоже выпучила глаза. – Мне нельзя. Я с детства на диете. Раздельное питание по Монтиньяку. И по возможности исключить все жареное. Только паровое, вареное и печеное. Чтобы жир в мой и без того жирный организм не попадал.

– По Монтиньяку, мне помнится, хлеб есть можно.

– Можно. Но я на всякий случай не ем. Углеводы все-таки. От них толстеют.

– Зае…..! И почему, скажи, ты удивляешься, что худеешь? Ты ж не жрешь ничего, мать твою за ногу растудыть её в качель! – Нина Константиновна всплеснула руками.

– Так я и раньше так питалась, – Шура с возрастом уже перестала принимать близко к сердцу слова про мать и про то, что с ней люди, особенно врачи, делают в сердцах.

– Не верю. Чтоб мать ребенка из дома выпустила, накормив на завтрак кофе с сигаретой?

– Нет, ну, конечно, я завтракала. – Тут уже Шура все-таки вспомнила Эльвиру Викентьевну, заботливо отнимающую у неё из рук кусок булки. – Но слегка. Яйца вареные, или кусок ветчины. Не больше!

Эльвира Викентьевна боролась за Шурину фигуру прямо с детства, поэтому в доме никогда не было сладостей и другой вредной еды. Однако Пьетрофич на завтрак любил съесть бутерброд и непременно с маслицем и белой булочкой, поэтому батоны, все-таки дома были. Ах, как же они вкусно пахли, эти свежие багеты!

– А курила ты также, когда с мамой жила? – строго поинтересовалась Нина Константиновна, продолжая допрос.

– Нет, это я недавно, как отдельно жить стала.

Еще бы! Ведь Эльвира Викентьевна не выносила табачного дыма.

– А за рулем ты сколько лет?

– Так столько же. Как от матери с отчимом съехала. С тех пор и рулю.

– Угу. Я вот, например, как за руль села, так сразу пять кило скинула. Правда, два потом назад набрала. Это так. Для справки. Ну, и чего же ты, Шура, себе придумала? Какую такую катастрофическую болезнь? Никак омара? Мать его, лобстера?! – Нина Константиновна сделала пальцами козу, приставила ее ко рту и стала надвигаться на Шуру, изображая того самого омара, шевелящего усами. Шуре стало смешно и стыдно.

– Дура ты, Животова. Балбесина. Ты б лучше глаза накрасила, что ли, а то всех интересантов распугаешь и тогда уже точно не видать тебе славного доктора Трахтенберга, как своих ушей.

– Спасибо вам, Нина Константиновна, успокоили.

– Не на чем. Только, смотри у меня, в нашем шалмане ни с кем не знакомься! Венерические заболевания, конечно, не омар, но тоже все из себя пренеприятные. Да, чего я тебе говорю? Сама знаешь, хоть и балбесина. И вообще, объясни мне, что ты у нас тут, мать твою за ногу, делаешь?

– В смысле? – не поняла Шура.

– В смысле, в нашем диспансере. Ну, ладно, я. Бляха муха! Мне скоро на пенсию, а кроме того разные выслуги и надбавки, так что в результате на жизнь хватает. Опять же супруг мой хорошо зарабатывает. Но ты?!

– Чего я?

– Ты девка умная молодая образованная сидишь тут за копейки, кошачьим кормом перебиваешься. Еще не так исхудаешь, попомни мое слово. Кота, хоть пожалей.

– Кота жалею, – Шура тяжело вздохнула и вспомнила Федора. Уж он-то ни в чем отказа не знал. Последнее время стал и вовсе неподъемным. Вот кто в их семье теперь за бегемота! – А чего делать? Банки грабить?

– Это тоже дело хорошее, – согласилась Нина Константиновна. – Но лучше иди в косметологи.