Анна Инк - Иней

Я продолжаю молчать. И даже не смотрю на Никиту. Ему сейчас очень неловко, потому что опять надо сделать вид, что ничего обидного мне не сказали. И перевести тему.

– Нет, пока я не буду его бросать, – вздыхает Ирина. – Мне нравится содержать его. Он такой молоденький. Только подумать: мой любовник младше меня на двенадцать лет! Такого со мной ещё не бывало! Я чувствую себя голливудским продюсером. К тому же я планирую съездить в Питер. Возьму его с собой. Он никогда нигде не был дальше Подмосковья. Он описается от радости! – Ирина взрывается от смеха, и пустая комната трещит по швам от её гогота. В такие минуты мне хочется верить, что Ад существует – только для того, чтобы она попала туда.

Раздаётся звонок. У неё не стоит никакой мелодии на этот номер, стандартный писк смешивается с вибрацией тонкого смартфона, блестящего от голубеньких неоновых огней вокруг экрана. Она поднимает его со стола большим и безымянным пальцами, касается корпуса самыми кончиками, как будто только что накрасила ногти, и боится смазать лак. Говорит короткие «да» и «да», и возвращает телефон на стол.

– Сейчас поднимется, – она ухмыляется.

Зачем она всё это делает? Ему нужно припарковаться, подняться сюда, подождать, пока она оденется. Наверное, он должен будет помочь ей накинуть пальто. Зачем всё это нужно? Из раза в раз показывать своё превосходство над теми, кто ниже её по материальному статусу. Разве она не унижает себя тем, что унижает своего мужчину? Ведь он как никак её мужчина? Пусть и на время. Но она целует его, раздвигает перед ним ноги, впускает его в себя. В её жизни есть минуты, когда она принадлежит ему. Как можно вести себя с ним по-свински?

Лёша заходит.

– Я тебе что говорила? – она даже не поворачивает к нему голову, смотрит на меня, будто говорит это мне. И молчит. Я перевожу взгляд на Лёшу – он стоит в дверях и не смеет перешагнуть порог. – Что я тебе говорила, спрашиваю?

Тишина в ответ.

– Вот идиот, – она говорит это спокойно, с улыбкой, как будто называет его «солнышком». – Сту-чать-ся.

Дверь закрывается. Раздаётся стук.

– Да-да, можно.

Он заходит.

– Отлично. Заждалась тебя.

Ирина встаёт, обнимает его за шею, немного сгибает коленки и целует его в щёку.

– Помоги мне одеться, – шепчет она ему на ухо очень ласково. Кажется, это называется «кнутом и пряником»?

Она поворачивается ко мне лицом и улыбается, пока Лёша помогает ей накинуть пальто. Встаёт рядом с ней. Его глаза опущены в пол.

– Ну, пошевеливайтесь. Или вы тут остаётесь? – она поворачивает голову к Никите. Я встаю, и встречаюсь с Лёшей взглядом. Мы молча смотрим друг на друга несколько секунд. Я не могу оторваться от его глаз, я будто хочу что-то сказать ему. Как я сочувствую ему, например. И что он заслуживает лучшего. Я даже размыкаю губы, потому что эти слова готовы слететь с языка: «Ты – замечательный. Не слушай её». Но я, конечно, не могу этого сказать. И мы продолжаем молчать. Он отводит глаза, и мне становится немного грустно.

Мы едем домой, и Никита молчит. Я чувствую, что он напряжён, и хочет как-то извиниться передо мной в очередной раз. Он не говорит прямо: извини, я должен был защитить тебя перед ней. Он пытается оправдать её поведение тем, что у неё такой характер. Отлично, давайте я тоже накосячу, изменю ему, например, с первым встречным, и скажу: ну ты не принимай близко к сердцу, такой вот у меня характер, что поделать.

Я никак не могу выкинуть Лёшу из головы. Вспоминаю его сегодня. Он был без куртки, в вязаном свитере цвета араратской зелени. Этот цвет придавал его глазам более тёплый оттенок, чем это было, когда мы встретились у кафе. Я смогла разглядеть его фигуру. Коренастое тело, мощная спина; рукава были засучены – бледная кожа на руках, и жилки выступают. У него странное лицо. Кожа обтягивает череп до предела, высокие скулы выпирают так, будто косточки сейчас уколют. Сегодня его рот оставался непогрешимой горизонтальной линией. А умеет ли он улыбаться по-настоящему? Кажется, что если он натянет уголки губ вверх – щёки разойдутся по швам, кожа лопнет, и он обнажит длинные, опасные зубы. В нём действительно есть что-то от пса, породистого, бойцового, питбуля, например: может, из-за нешироких глаз, злых, сощуренных, а может из-за того, что мочки будто обрублены, делают резкую диагональ от середины уха к черепу. Его короткие волосы золотистые и густые. Я могу представить, как эта щетина колет ладони, если гладить его «против шерсти». Он кажется всё время напряжённым, подозрительным, готовым к тому, чтобы дать отпор. Впрочем, скорее он готов напасть сам. Но кое-что мне очень нравится в его лице – это вертикальные морщинки, когда он хмурится. Когда он задумывается о чём-то, эти прорези образуют бугорки между собой – в этом есть что-то от свирепого животного. Такой Лёша совсем не похож на того человека из историй Ирины. Рядом с ней он превращается из одинокого и сурового волка в преданного пса. Почему так? За что ему это?

Мне жалко его. Я понимаю, что это ненормально. Учитывая, что он напал на меня. Но это из-за неё. Она ведь понимала, что у него нет денег. А он готов был сделать всё что угодно, лишь бы достать их для неё, и не ударить перед ней в грязь лицом. У него всё должно быть не так, как сложилось. Из-за неё всё неправильно, вверх дном. Он кажется мне таким сильным, таким… мужественным. Я вспоминаю наш разговор у кафе, но вижу теперь совсем другое. Он был в ярости, и от этого глаза его горели. Блестели серебристыми искрами. Он был очень красив тогда. Он должен быть хозяином, а не наоборот. Он посчитал меня за такую же, как она. Но я из другой касты. Я – из его касты. Мне бы хотелось, чтобы он понял это.

Люблю четверг – обычно в вечер этого дня показывают интересные фильмы, потому что у нормальных людей рабочая неделя подходит к концу, и можно позволить себе немного припоздниться со сном. Я не знаю, раньше мне нравилось, что я работаю два через два. У всех понедельник, а у меня может быть выходной. К тому же в моей сфере суббота и воскресенье самые активные дни, время пролетает незаметно. Но после того, как Никита сказал, что у меня «не интеллектуальная работа», я стала относиться к ней… не то чтобы хуже. Просто теперь мне кажется, что я занимаюсь чем-то несерьёзным. И сама я от этого становлюсь какой-то ненужной. Что случится, если я вдруг не выйду на работу и не продам пару лишних склянок? Никто от этого не пострадает. Девочка, которая выйдет на замену, получит побольше денег. Покупатели останутся довольны в любом случае: есть я, нет меня – какая разница? Да, я заменяема. Любая студентка может выполнять мою работу… конечно, придётся немного подучиться, но… А Никита – совсем другое дело. Он закончил институт. Он начал строить карьеру с самой низшей ступени, и у него есть перспективы. Он всё время учится, ему есть, куда стремиться. И он может увидеть результат: правильно сделал свою работу – в построенном сооружении работает водоснабжение, много раз делал свою работу правильно – получай повышение и прибавку к зарплате. И если он заболеет, работа в их офисе застопорится. А если он захочет уволиться, ему наверняка предложат какие-нибудь бонусы, чтобы он остался. Он нужен. А я получу зелёный свет, как только заикнусь об уходе. Мне ведь даже заявление не придётся писать, наверное. Я и работаю-то без трудовой книжки. И движения вперёд у меня нет никакого. Всё бессмысленно…