Анна Инк - Иней

– Что у нас с тобой разного?

– Тебе не пора возвращаться, а? – он раздражённо поднимает брови. – Папик рассердится.

Он посмотрел на меня с такой ненавистью, что я поёжилась.

– Ты меня с кем-то путаешь, – мямлю я.

– Угу, конечно. Сколько раз я себе говорил не связываться с такими, как вы. Почему мне так не везёт? Стою и жду, как собака хозяина, – он бормочет себе под нос, не обращая внимания, что я всё прекрасно слышу.

– Но мы не такие как они, – пытаюсь возмутиться я.

– Кто – мы?

– Я и Никита. Мы не такие как Ирина. Она слишком много о себе возомнила.

Он снова выходит на свет, губы сложены в тонкую, жёсткую линию. В его глазах сверкают молнии. Я вся съёживаюсь от его взгляда, коленки подгибаются.

– Тебе до Иры как до Китая раком, – цедит он. – Ты что думаешь, разрядилась в дорогие шмотки и стала от этого красивой? Насосала на бирюльки, – он с брезгливым лицом щёлкает меня по серёжке, – и теперь можешь других судить? Шла бы ты…

– Но я не…

– Пошла на… – выплёвывает в меня матное слово, резко подавшись вперёд, и от рывка головы капюшон спадает. Я вижу его короткие, похожие на густую щетину волосы, и уши со скошенными мочками.

Я отступаю на шаг резко, будто меня снова, как вчера, тянут за волосы.

Он там был. У железной дороги вчера. Я видела его вчера. С ними.

Я на ощупь пытаюсь найти прореху распахнутой двери и проскальзываю в неё, не отрывая от него взгляда. Вжимаю голову в плечи. Убыстряю шаг.

Ирина опять сидит рядом с Никитой. Трогаю его за плечо, он оборачивается.

– Тебя так долго не было. Я уже стал волноваться, – он переводит взгляд на Ирину, которая вставать не собирается.

– Поедем, а? Мне нехорошо, – я хмурю брови.

– Надо меру знать, уже взрослая девочка, – Ирина смотрит на меня с улыбкой и стучит пальцами по своей шее, намекая, что я слишком много выпила.

– Ладно, только попрощаюсь с Виктором Сергеевичем, – Никита уходит. Ирина отворачивается и делает вид, что меня нет рядом. Она уже хохочет над какой-то шуткой, прозвучавшей за столом, и уплетает с моей тарелки аппетитный, блестящий от масла прожаренный кусок мяса. Я могу только догадываться, похожа ли еда в этом кафе на домашнюю, потому что сегодня мне не удалось съесть ни кусочка.

Ирина превратила мой вечер в катастрофу. Но она больше не всемогущая злодейка. Теперь я знаю про неё кое-что. Нечто унизительное. Мужчина, перед которым она в первый же день знакомства раздвинула ноги, оказался ничтожеством. Мелкий воришка, который нападает на беззащитных женщин. Если сегодня он и водил её в ресторан, то за счёт такой же как я она там жрала.

– Ты очень не понравилась Никитиному начальнику.

Я опускаю на неё взгляд. Я по-прежнему стою за её спиной, и ей приходится развернуться на стуле боком. Очень непривычно разговаривать с ней так: когда я смотрю на неё сверху вниз.

Она думает, что она самая лучшая. И всё у неё самое лучшее. И Лёша. Я невольно усмехаюсь. А её улыбка исчезает.

– Чему ты улыбаешься? – хмурится она.

Кто-то дотрагивается до моей руки, я машинально дёргаю плечом и сбрасываю чужую ладонь.

– Катя, – Никитин голос звучит испуганно.

Я разворачиваюсь и иду к выходу. Набрасываю пальто на ходу уже на улице. Я не смотрю в ту сторону, где стоял Лёша. Быстро иду к машине.

Никита обгоняет меня и как обычно открывает передо мной дверь. Я сажусь и захлопываю её сама, громко и с чувством. Мне становится легче, как ни странно.

– Ты случайно… не беременна? – Никита поглядывает на меня с подозрением, заводя мотор.

– Нет.

– Я никогда не видел тебя такой… озлобленной.

– Несколько минут назад я была испуганной до смерти.

– Почему?

Я пожимаю плечами и отворачиваюсь.

– Кто тебя напугал?

– А твоя сестра не боится спать с первым встречным? Что она вообще знает про этого Лёшу?

Никита озирается, смотрит в зеркала:

– Ты его видела? Он что-то сказал тебе?

– Нет.

– Я надеюсь, ты не относишься к тому большинству девушек, которые завидуют Ире? – Никита говорит это тихо, и я чувствую в его фразе что-то чужое, для него непривычное. Это она ему наплела, что я завидую её красоте и деньгам. Я уверена в этом на сто процентов! Смотрю на Никиту очень серьёзно. Мне не хочется выяснять с ним отношения. Смысл говорить ему, что он ведёт себя как слабак, идёт на поводу у сестры, слушается её во всём? Он только расстроится, а поменять ничего и никогда не сможет.

Он кладёт руку мне на коленку:

– Тебе надо расслабиться, сейчас приедем и я сделаю тебе массаж, хорошо?

Я изо всех сил пытаюсь переключиться на Никиту, но у меня не получается. Меня внутри будто что-то выжигает. И я просто киваю.

Мы всю оставшуюся дорогу едем молча. Я хотела попробовать подремать, но стоило мне закрыть глаза, как в голову начинали лезть дурацкие воспоминания о сегодняшнем вечере: безволие Никиты, наглость Ирины, презрительный взгляд Виктора Сергеевича, и Лёша – разъярённый и потерянный, такой грубый и такой разочарованный.

Мы входим в пустую квартиру. В нашей комнате, на постели, разложено несколько костюмов в прозрачной упаковке. На прикроватной тумбочке красивым изгибом лежит золотой браслет, по всей его длине идёт несколько ответвлений, на которых висят разные фигурки. Мне даже страшно представить, сколько у неё украшений. И все они настоящие, одежда отутюжена в прачечной, а в комнате пахнет духами: я не знаю, что это за бренд, в нашем магазине такого точно не продают – скорее всего, индивидуальный аромат, составленный из эфирных масел – это очень-очень дорого. Никита прав, я завидую её деньгам. Точнее, она права. Только всё ещё хуже: я знаю, что даже если мне отдать все эти деньги, на меня надеть такую одежду и украшения, я не стану лучше ни на капельку. Я просто из другой касты, как сказал Лёша. Я – беспородная дворовая шавка. Посредственность, ничтожество.

– Давай я помогу тебе раздеться, – Никита выключает свет и подходит сзади, расстёгивает молнию на моём платье, целует меня в плечо. Я знала, что он сейчас так сделает. Он предсказуем для меня больше, чем я сама для себя.

Он осторожно стягивает платье с моих плеч, помогает моим рукам вынырнуть из длинных тесных рукавов, обхватывает мою талию большими тёплыми ладонями, и сам спускается вниз, ведёт руками по моему телу, пока платье не оказывается у моих ног. Я переступаю через одежду, а он целует мои ягодицы через колготки, обхватывает влажными губами складку сбоку, над тонкой резинкой в капроне. Его пальцы пробираются через прозрачную ткань, их трепыхание похоже на взмах крыльев мотылька, и эти движения щекотят меня. Его руки гладкие, мягкие, без заусенцев и мозолей, с коротко постриженными ногтями, с аккуратно подпиленными уголками. Ни единой зазубрены, ни одной неровности, будто даже линий, которые у каждого индивидуальны, нет. Ничего, что цепляет. Ничего, что может принести мне хоть капельку боли. Я почти не чувствую его рук, когда он прикасается ко мне.