Ольга Покровская - День полнолуния (сборник)

Залп! От подкрылков отделились и стремительно рванули вниз белесые полосы с тусклыми огоньками впереди – ракеты. Словно швейная машинка, застрекотал крупнокалиберный пулемет. Где-то на улицах кишлака заревели, перекрывая выходы, тяжелые БМП, подползали, словно темные неповоротливые жуки.

Не осталось и следа от степенного застолья, от приподнятой атмосферы праздника. Кругом горело, чадило, дымило. С предсмертным визгом метнулась по двору окровавленная собака. Что-то прокричал Маджуд, увлекая гостей за собой. Снова грохнуло, и Тимур, словно раненый зверь, метавшийся по задымленному коридору, пытался найти пропавшую где-то в этом аду молодую жену. Однако, откинутый взрывной волной, отлетел в сторону и упал прямо в осыпавшуюся штукатурку.

Где-то в сумке раздается короткая трель мобильника. Я просыпаюсь и встряхиваю головой, отгоняя навязчивое сновидение. Этот сон преследует меня долгие годы, что странно вообще-то, ведь это была не самая страшная, не самая кровавая из операций, в которой я принимала участие. Просто первая. Может быть, дело в этом. Может быть, есть картины, которые впаиваются в мозг навечно, и что бы ни происходило с тобой позже, как бы тебе ни казалось, что ты видела уже все и ничто на свете больше не способно выбить тебя из колеи, эти воспоминания остаются с тобой навсегда.

С детства увлекаясь литературой и испытывая некую тягу к письму, я неоднократно пыталась написать о тех событиях. Не для печати, разумеется, нет. Просто в психотерапевтических целях. Наверное, еще и поэтому мне до сих пор кажется, что эта история, преломившись у меня в голове, как в кривом зеркале, продолжает жить своей жизнью, не давая мне покоя.

Автобус ровно гудит мотором, осторожно пробираясь по высокогорной трассе. Должно быть, этот монотонный негромкий звук и убаюкал меня, позволил забыться, привалившись головой к запыленному оконному стеклу.

За окном тянется горная дорога. Очень похожая на ту, из моего сна. Каменистый, то серый, то буро-коричневый рельеф, темные хвойные деревья, устремляющие ввысь, к глядящей с небес бледной луне, свои верхушки. Редкая, припорошенная пылью растительность, пробивающаяся меж камней. Высоко-высоко, где днем небо бывает такое насыщенно-синее, что, если долго смотреть на него, в глазах начинают рябить разноцветные вспышки, должны светлеть утонувшие в зелени крыши горных поселений. Но сейчас темно, их не видно. Мглистый вечер висит над горами, и лишь редкие перистые облака цепляются за вершины. Моря здесь нет, вся дорога идет через горы. Но я знаю, что, если открыть окно этого комфортабельного турецкого автобуса, выгнать из салона выхолощенный кондиционированный воздух, сюда ворвется его соленый, свежий запах. Донесется через сотни километров. Ни на что иное в мире не похожий аромат, будящий в голове какие-то детские мечтания о каравеллах, путешествиях, приключениях, страшных, но благородных пиратах и сундуках с награбленным золотом, спрятанных в темных прибрежных пещерах. Увы, все эти романтичные представления остались далеко в детстве. Мне тридцать семь лет, и по долгу службы я давно уже знаю, что в контрабандистах, погонях, смертельных схватках нет ничего романтичного. Тут всегда замешаны деньги, войны и жизни десятков, сотен, тысяч людей, иногда не имеющих никакого отношения к предмету торговли.

Немного придя в себя после сморившего меня сна, я вдруг вспоминаю, что меня разбудило. Звук входящего сообщения! Конечно, значит, автобус давно миновал приграничную с охваченной войной Сирией территорию и заработал турецкий мобильный Интернет. Я невольно хмурюсь, думая о том, кто мог бы прислать сообщение. Перед отъездом я распрощалась со всеми своими коллегами на базе. Постаралась решить все вопросы, утрясти все завязанные на мне дела. Хотелось уехать раз и навсегда и больше не вспоминать о том, что было, ни с кем не контактировать. Неужели кто-то еще не все со мной решил?

Я лезу в лежащий у меня на коленях рюкзак, машинально проверяю, на месте ли полученный из Москвы документ, подтверждающий мою увольнительную и дающий разрешение на поездку в Москву. Конечно, на месте, иначе мне не удалось бы преодолеть блокпост на границе Сирии и турецкого Диярьбекира. И все же мне доставляет некое смутное удовольствие в который раз прикасаться к нему руками. Это – мое будущее, мой билет в спокойную, мирную жизнь.

Конечно, мне еще придется побороться, убедить генерала Голубева подписать мою отставку. Он решительно отказался сделать это дистанционно, потребовал моего приезда в Москву и подписал вот эту самую увольнительную. Конечно, меня, аналитика с таким опытом, принимавшего участие в разработке и проведении нескольких десятков крупных операций, награжденного орденом Мужества и медалью «За отвагу», не захотят отпускать так просто. Будут сулить всякие земные блага, убеждать остаться хотя бы на контрактной основе. Но я все же буду настаивать на отставке. Ведь для меня это станет возможностью забыть о срочных приказах, ночных побудках, сотнях страниц расшифровок телефонных переговоров, бесконечных аналитических выкладках, в которых жизни людей обозначаются лишь безликими цифрами. Это станет моей вольной.

Отодвинув в сторону папку с документами, я наконец достаю мобильник.

«Привет, – читаю я. – Как ты? Посмотри новый пост об отставке Красносельцева. Не подскажешь, как лучше отреагировать? А то мой пресс-секретарь развел в отзыве какие-то сантименты».

Две строчки. Все по делу. А у меня отчего-то начинает колотиться сердце. Это глупо, нелепо. Нас с Тимуром, отправителем этого сообщения, связывают чисто деловые отношения. Тимур Ахметович Сайдаев – министр внутренних дел одной из республик в южном регионе России. Несколько лет назад я работала журналистом, собирающим материал о тамошнем быте, а затем уже по личной договоренности выполняла задания, связанные с написанием текстов, речей, комментариев для прессы, официальных заявлений и прочего обязательного для официальных лиц славословия. Вернее, так следовало из бумаг. На самом же деле…

Впрочем, как обстояли дела на самом деле, кроме меня, не знал почти никто. Для Тимура я всегда оставалась всего лишь малоизвестной журналисткой, решившей сменить карьеру политического обозревателя на более спокойную, более надежную должность – личного пресс-секретаря.

Когда долго работаешь с человеком бок о бок, и не просто работаешь, а стремишься понять его мышление, уловить особенности его речи, прочувствовать неповторимый индивидуальный стиль, конечно, невольно сближаешься с ним, и думать начинаешь схоже, и проникаешься некоторыми чертами характера. У меня же для этого было еще больше причин… Порой мне начинало казаться, что я ловлю его мысли на лету. Что стоит ему лишь нахмурить широкие темные брови и дернуть углом рта – и я уже знаю, что именно он хочет сказать в очередном своем официальном комментарии.