Наталья Долбенко - Индийский принц, или Любовь по заказу. Исповедь функции

Я раньше, когда представляла себе будущего спутника, не задумывалась, будет ли он религиозен или нет. И мне казалось, что это не важно. Но сейчас прояснилось одно: мне точно не нужен религиозный фанатик. Пунит бы, окажись он вовлеченным в войну за веру, первый схватился бы за резак и рубил всех, попавших под руку. Но вдруг я ошибаюсь. Это единственная надежда, которая у меня оставалась.

Жаль, я не выдающийся художник. Я бы перенесла образ этого Пунита на полотно. Как бы увидели его Рембрандт, Рафаэль или Крамской? Последний изобразил бы Пунита задумчивого в пустыне или вложил в его руку меч? А может вообще сделал бы из него искусителя?

– Идемте, – скомандовал нам фанатик и раздал всем, кроме меня по огарку с завядшими цветами морковных бархоток. Посмотрел на меня: – К ней не приставали?

– Приставали, но мы не позволили, – ответил Амит.

Тот задумчиво покачал головой:

– Саб лог пагаль (Все люди чокнутые).

Смешной он, в самом деле. Сейчас называет сумасшедшими тех, кто смотрит на меня без отрыва и хочет дотронуться. Но еще три месяца назад он сам у храма Лотоса вел себя аналогично. И если бы не моя смелость, сейчас бы я тут с ними не стояла.

Мы вышли из-под навеса и прошли по прохладным плитам до входа в темную пещеру. Черные низкие своды нависли над головами. В углублениях на обтесанных камнях громоздились фигурки воинственной Кали, изображались сцены ее побед. Огороженные мощными коваными цепями, они отделяли толпы страждущих, которые сиротливо тянули к ней свои руки. Мини взяла себе девчонку и, чтобы ту не раздавили, несла на руках. Мы протиснулись сквозь огалтелую толпу молящихся в соседнюю пещеру. Освещением везде были факелы и молебные огарки. Воздух спертый, пот, гарь, знакомая мирра и дух мистических времен, когда еще люди свято верили в мифы и поклонялись стихиям.

По спине поползли холодные струйки пота. Такого я бы точно не увидела с тургидом.

На меня косились. Меня толкали. Все стремились протиснуться к сурового вида священнику. Серьезный брахмин раздавал благословения, вымазывая лбы настырных. Ароры протиснулись и подставили головы. Их одарили и они отошли довольные. Хотели уже двинуться дальше в глубь, проталкивая меня сквозь людской затор, как брахмин взглянул в мою сторону и рукой потребовал подойти. Я удивилась: меня что ли зовет? Наверно ругаться будет: зачем пришла? Я не решалась. Он кивнул и раздвинул толпу одним жестом. Все обернулись с изумлением: кому же так посчастливилось и увидели меня, завистливо обсмотрели. Кто-то сбоку подтолкнул меня и я подошла.

– Аширвад, – произнес монотонно брахмин и мазанул мне лоб вязкой жижей. – Благословение.

– Шукрия, – сложила ладони лодочкой и склонила шею.

Он важно опустил голову: принято. И взмахнул рукой: следующий. Круг сомкнулся.

Пунит с братом и сестрой облепили меня, удивленные не менее меня.

– Тебя позвал? Благословил?

– Ю вери лаки, (ты очень счастливая) – смеясь подскочил Амит.

Я только повела плечами.

Протиснулись дальше. Девчонка, зажатая толпой пискнула. Но на нее шикнули: ты в храме – терпи. Она, словно поняла, чего от нее требуют, притихла и вжала голову.

Мы вышли к просторной пещере с высоким потолком. Самая освещенная. И на ползала низкий пьедестал с небожительницей. Огромная черная богиня с расщеперенными в разные стороны руками, как огромный паук, таращила глаза из своего угла, с ее кроваво-красного языка будто капала кровь. Померещилось что ли или впрямь курицу зарубили?

Суеверный ужас пролетел надо мной. Все трепетали перед статуей, которая казалась ожившей. Настоящая черная вдова. Один раз ужалит и кранты.

Пунит встал перед ней и принялся нашептывать молитвы. Меня подтолкнули ближе к нему, показывая, чтобы и я сложила руки и чего-нибудь попросила у богини.

Я подошла ближе и вспомнила вечер в квартире Виджендры. Рита привезла из дома настоящего молдавского виноградного вина из собственных погребов. И мы на троих его распивали, празднуя, что она скоро получит российское гражданство. Вино было просто ошеломляющее. Такого аромата не найдешь ни в одной французской бутылке. И такой легкости, когда льется через горло, не встретишь. Зато и бьет по мозгам в самый неожиданный момент. Валит с ног и заставляет хохотать как план. У меня тогда весь язык сделался фиолетово-бардовым. Виджендра схватил цифровой фотик и кинулся снимать.

– Высунь язык! – кричал он, опьяневший и обезумевший. – Ты воплощение Кали. О! Мата-Кали!

И теперь я стояла перед ней, настоящей, в жуткой пещере, сохранившей запах веков, и должна была с ней разговаривать.

– Привет, – чуть приподняла уголок рта. – Меня тоже называли мата-Кали. Может мы с тобой похожи? Как говорят, ты не всегда злая и жестокая. Ты еще и добро делаешь, но тебе надо служить или принести дар. У меня ничего нет, считай, что мы на равных. Как бы подруги.

Со стороны статуи пронесся ветер, как горячее дыхание и встрепенул мои распущенные волосы.

– Ты живая что ли? – изогнула удивленно брови. – Ладно, здорово. Столько людей ежедневно приходят тебе поклонится! Еще бы ты не ожила! Общественное сознание тебя создало. Спасибо тебе, что я здесь. Что еще скажешь. И если уж нас с тобой как-то объединили, пусть в шутку, то помоги мне, как женщина женщине разобраться с Пунитом, понять, кто он и какой.

Показалось, будто зашевелился ее высунутый окровавленный язык и полезли змеи над головой с шипением. Позади стукали о колокольчики, прося исполнить многочисленные просьбы. Пунит тоже дернул за язычок среднего колокола и по пещере прокатился гул.

С потолка свисали разные колокола и колокольчики. И как бы я не стеснялась, но раз уж сам брахмин меня не прогнал и даже поставил тику на лоб, а потом сама Кали любезно пообщалась со мной, напомнив, что и я отчасти она, решила избрать себе самый большой колокол и треснуть по нему. Язык ударился о медную стенку. Колокол закачался, издавая мощный перезвон с другими колокольчиками. Все обернулись в мою сторону.

Мини с Ашвани посмотрели на меня с подозрением, но ничего не сказали. Скорее всего обсудят это на семейном совете без меня.

На выходе купили освященную пищу – прасад и прошли к машине.

– Это качори, попробуй, – протянули мне в зеленой миске из сшитых сушеных пальмовых листьев воздушные печености, прожаренные в масле. Налили из пакетика соуса.

Я хрустнула кусочек. в середине пустота, только по краям прилипшие пряности. Соус оказался непривычно острым. Но мне понравилось. Потому что в компании. Потому что возле храма. И потому что в загадочной загранице, той самой, о которой ходят легенды. В Индии.

Протерли руки салфеткой, что Мини предусмотрительно прихватила из дома, обулись и поехали дальше.