Витамина Мятная - Воровка для палача

Не одеваясь, мужчина плюхнулся в кресло и присосался к кружке. Когда отлип от вина, небрежно бросил деловым тоном:

– Поговорим об оплате.

– Разве я недостаточно заплатила? – Конрад Черный смахнул мои деньги на пол.

– Я ворованное золото не принимаю.

Монеты рассыпались и покатились к моим ногам. Я в бессилии смотрела на сверкающие в свете единственной свечи кругляши, доставшиеся мне дорогой ценой. От страха и обиды ни встать, ни пошевелиться. И кажется, к моему стыду, сейчас подо мной расползается лужа крови, я так и чувствовала, как капельки вкрадчиво скользят по бедру.

Опустив взгляд в пол, я прошептала:

– Я не то имела в виду.

– Хы! – У него еще хватает совести ухмыляться. – Я тоже не то имел ввиду.

– Ты забрал мою… честь, что тебе еще надо? Какая оплата?

– Сомнительное удовольствие – лишать невинности, много мороки – ноль удовольствия. – Мужчина смахнул красную каплю со своей ноги, весь его пах был измазан кровью. Моей кровью! Если бы я стояла, то непременно упала бы в обморок, хорошо, что я сижу.

Палач продолжал:

– Я не получил ни грамма удовольствия. Испуганная женщина, – это не то, чего желает мужчина. Ты ведь догадываешься, что мужчинам надо?

Я отреагировала молниеносно:

– Золота! Я возьму в долг, мне дадут «чистые» деньги! Я заплачу за свободу сестры!

– Святая наивность! – Конрад с грохотом поставил кружку на стол, так что вино расплескалось. – Или бездонное коварство! Неужели ты думаешь, что я смогу думать о золоте тогда, когда мой мужской аппетит раздразнили, не удовлетворив? Вот скажи, ты всегда, когда голодная, о деньгах думаешь?

– Думаю. Всегда, – призналась я, стараясь тайно под собой стереть ладонью лужу крови. – О деньгах. Постоянно думаю, особенно зимой, когда кроме еды и жилья надо еще за дрова платить… Еды мало, и ты вечно голоден…

Лицо палача вытянулось. Взгляд его метнулся к собственной полной поленнице.

– Я имел в виду другой голод! – рявкнул мужчина. И мне захотелось встать, а после хлопнуться в обморок. Спрятаться в успокаивающей бессознанке, словно ты ребенок, притаился под одеялом – и нет тебя.

– Оскорбление мужчины – это опасный поступок, – начал рассуждать висельник. – Нет ничего страшнее, чем соблазнить, раззадорить, а после кинуть. Если ты хочешь спасти свою сестру, ты согласишься на все.

– Вы… вы… настолько голодны, что после нескольких блюд не насытились?

– Я чертовски голоден, можно сказать, умираю, и если я вскоре не удовлетворю свои потребности… в общем, у меня есть два любимых удовольствия: жажда убийства и мужской голод. Если одно их двух не будет утолено так быстро, как хочу, то я самостоятельно добуду себе… пропитание. – Висельник одной рукой приподнял двуручный меч и демонстративно пару раз крутанул его. Я сглотнула ком в горле.

– Почему вы сами не можете себя мм… покормить? – робко спросила я.

– А так невкусно… – осклабился черный палач.

– Я… я… – Доски пола были очень интересными, настолько, что я просто не отрывала от них глаз, страшась посмотреть в гипнотизирующий желтый омут, полный желания. – Вы не останетесь голодным, если спасете мою сестру.

– Надеюсь, потому что жажда убийства удовлетворяется гораздо тяжелее. Нужно отрубить не одну голову, чтобы она погасла. Приступай. – Мужчина откинулся на спинку кресла, практически развалился, широко расставив ноги.

Главное – собраться. Главное – решиться. Он обещал, он спасет сестру. Она будет жить. Что ты готова отдать за жизнь единственного единокровного существа? Гордость, честь, достоинство? ВСЕ! Лишь бы она жила. Потому что ты не в силах признаться даже самой себе, насколько страшно жить в этом мире в полном одиночестве.

Отбросив одеяло я, как была на корячках, поползла к фигуре в кресле.

Нагнувшись, я осторожно обхватила губами нежную плоть. Раньше я никогда подобного не делала, это страшнее, чем прыгать вниз с крыши самого высокого здания. Да по сути оно примерно так и было. От хлынувшего в мозг вместе с кровью адреналина закружилась голова. Вместе с тем внутри зародилось нечто вроде неудержимого восторга.

Меня удивляла нежность вот этого самого объекта, который всего несколько минут назад так беспощадно ощущался внутри моего тела.

Казалось, впервые палач был в моих руках всецело и подчинялся мне полностью. Я смогла хоть и временно приручить его.

Мужчина стонал. Запрокинув голову, он расслабленно стекал с кресла.

Вздрагивал и напрягался, если мой острый клык задевал нежную плоть.

Хотелось упрочить позицию, подчинить этого сильного и необузданного дикаря, чтобы он весь, до последней мысли был мой. Защищал, оберегал.

Из грез меня вырвала грубая ладонь.

Шершавая от рукояти меча рука вцепилась в волосы, отрывисто дернула, проталкивая мужскую плоть глубже.

Это было похоже на то, как хозяин лошади дергает удила, направляя ее, навязывая свое мнение и абсолютную власть. Резким движением показывая, кто здесь владеет ситуацией. Против этой подчиняющей руки восстало все мое свободолюбивое существо.

Не выдержав, я мотнула головой, сбрасывая повелевающую длань. Между пальцев палача застряли вырванные волоски, рыжие, будто медная проволока.

В приступе праведной ярости клыки нашли плоть и вцепились в нее. Коротко, зло. Язык ощутил вкус крови, сладко-соленый, как острие стального меча. Именно таков на вкус клинок, если, заигрывая с опасностью, лизнуть его.

В следующий момент я черной тенью вылетела в открытое окно.

Неполная минута беспорядочного бегства в никуда, во тьму, и я заблудилась меж островерхих черепичных крыш и печных труб.

Осознание, что я наделала, ударило под колени, и я рухнула.

– Я убила свою сестру! Я убила единственного родного человека! – Из моей груди вырывались рыдания вперемешку с облачками пара.

С высоты крыши я не могла видеть, как черная тень мечется по улицам в поисках меня. Зовет сорванным хриплым голосом, просит вернуться, так, как когда-то уже звала, молила, отдавая свой голос за возможность быть услышанным.

Мы – Эноки, жители королевства Еоль, скромно примостившегося сбоку от Темной империи. Наша страна крохотная и нищая.

Большинство из жителей – зверолюди, помесь магов и животных. От оборотней, шкуровертов, выворотней и метаморфов мы отличаемся тем, что звериная ипостась и есть наш истинный образ. Эноки не перевоплощаются в новолуние и не оборачиваются в иные личины во время полной луны. Усы, лапы и хвост – наш единственный внешний вид на всю жизнь.

Почти все граждане Еоля – лисы, еноты, волки, медведи, люди-птицы, звероящеры и прочие волшебные помеси. Только здесь, в этой всеми забытой дыре, еще остались эльфы, пикси и другие малые народцы. Но в нашей стране попадаются и чистокровные человеки – маги, чародеи, ведьмы и ведьмаки из Светлой и Темной империи.