Владимир Гурвич - Анна Каренина. Вариант ХХІ века

Он поставил ее на пол.

– Что мама? Встала? – спросил он.

– Мама встала. И прогнала Марию, – доложила дочь. – А мы так ее любили.

– Так, получилось, – пробормотал Стива. – Не расстраивайтесь.

– Мы будем скучать о ней, – добавил свою лепту Гриша.

– Не стоит, – проговорил Стива. – Она все равно уже не вернется. Лучше ведите себя так, чтобы не огорчать маму. Теперь все заботы о вас снова на ней.

Таня внимательно посмотрела на папу. Она догадывалась, что между родителями что-то случилось. И с этим как-то связан уход няни.

Стива понимал, что откладывать разговор с женой больше нельзя. Скоро ему отправляться на службу. А надо предупредить ее о приезде Анны. Он бы, конечно, предпочел какое-то время не видеть супругу. Она бы немного остыла, глядишь, все дальнейшее протекало бы не в столь острой форме. Но, увы, выбора у него нет. Придется идти.

Погрузившись в оцепенение, Долли сидела перед раскрытым чемоданом. Его пасть зияла перед ней ненасытной пустотой и жаждала немедленного заполнения. На дне валялось несколько ее кофточек, которые она сгребла с полки шкафа и в приступе ярости, не глядя, бросила туда. Вместе с вещами в том же направлении полетела шкатулка с драгоценностями, которые Долли имела обыкновение хранить в шкафу, между аккуратными стопками тщательно наглаженного белья. Сегодня она даже не заметила эту вещицу, когда ее рука схватила первые попавшиеся вещи и швырнула их в чемодан. Туда же незамедлительно полетела шкатулка, случайно задетая Долли, она упала на пол с громким стуком. От удара крышка ее распахнулась, и все драгоценности вывалились на пол. Одно кольцо покатилось под диван, и Долли вынуждена была доставать его. Когда она, наконец, нашла его и поднялась с колен, держа в руках свою добычу, то с омерзением заметила, что сжимает в руках свое обручальное кольцо. Долли не носила его каждый день, оно мешало ей заниматься детьми и хозяйством, а доставала его только по торжественным случаям. Золотое кольцо, с одним маленьким бриллиантиком, надетым Стивой ей на палец в день их бракосочетания, было зримым напоминанием ее неудавшегося брака.

Долли живо вспомнила это событие девятилетней давности. Тогда ей казалось, что счастливей ее нет и не будет в целом свете. И что теперь? Ее уютный маленький мирок, тщательно выстраиваемый ею с того памятного дня, рухнул, погиб в одночасье. Хотя, нет, надо честно признаться себе самой, что не в одну минуту обрушилось ее счастье. Долли тяжело опустилась на стул и задумалась, вспоминая годы семейной жизни со Стивой. Его частые задержки после работы, отлучки из дома по выходным, возникавшие каждый раз по воле неких загадочных и неотложных обстоятельств, которыми объяснял Стива свое отсутствие. Иногда он и вовсе не приходил ночевать. Возвращался домой под утро. Винился, глядя на Долли честными глазами, говорил, что засиделся на работе до самой ночи и не заметил, что уже полчаса, как мосты развели. Вот и приходилось ему, как последней сиротинушке, свернуться калачиком на диванчике в своей приемной и прикорнуть кое-как до утра. Долли верила ему на слово и даже не спрашивала, отчего он не позвонил ей и не предупредил, что не приедет. Время от времени на нее накатывались какие-то неясные предчувствия и смутные подозрения, что все на самом деле обстоит не так, как объясняет супруг. Но усилием воли она гнала от себя эти тревожные мысли, смущавшие ее покой. Ей настолько хорошо было в ее теплом и уютном мире семьи, что она не хотела знать ничего большего, чем видели ее глаза.

Поглощенная воспоминаниям, Долли не заметила, как машинально надела кольцо на палец. Разве она не любила мужа, терзала Долли себя вопросами. Пять детей ему родила. Другой мужчина носил бы ее на руках за такое самоотверженное материнство. А этот… За что ей выпало такое испытание?

Долли уловила звук шагов в коридоре и узнала походку Стивы. Дверь тут же распахнулась, и ее муж собственной персоной предстал перед ней на пороге. Долли мельком взглянула на него и отвернулась. Ее рот сжался в тонкую едва заметную нить, а в напряженном взгляде и закаменевших скулах читалось такое презрение, что даже Стива, заранее готовившийся к объяснению с женой, почувствовал себя не в своей тарелке. Только сейчас он вдруг явно осознал тяжесть своей вины перед Долли, казавшуюся ему до этого не столь уж и значительной.

Ведь все мужчины поступают подобным образом. А мудрость женщины должна состоять в том, чтобы не создавать из этого трагедию, принять случившееся, как данность и простить. Не в этом ли сила и величие женского предназначения! Что-то подобное он хотел сказать Долли, когда направлялся в ее комнату. Но все заранее заготовленные слова застряли у него в горле, когда он увидел жену, с видом обличающего прокурора восседавшую на стуле посреди комнаты рядом с открытым чемоданом. Стива почувствовал в этот момент себя чуть ли не изменником родины.

– Я виноват, виноват перед тобою, – проговорил он заплетающимся языком, с ужасом понимая, что сейчас боится своей жены. Это чувство было новым, никогда доселе им не испытанным и от этого казавшимся еще страшнее, чем было на самом деле.

Долли не отвечала. Она лишь сильнее сжала губы, сделавшиеся теперь совсем невидимыми, и окаменела еще больше. Теперь не только от лица, но и от всего тела ее веяло таким вселенским холодом и отчуждением, что для Стивы эта ситуация становилось совсем невыносимой. Было бы лучше, если бы она набросилась на него, исцарапала щеки, вырвала клок волос или еще что-нибудь в этом роде… А впрочем, лучше обойтись без подобных эксцессов. Стива инстинктивно прикрыл руками ту часть тела, от которой и проистекал весь этот казус.

– Прости меня, – Стива осторожно кашлянул, с напряжением ожидая реакции Долли.

– Простить!!! – Она медленно повернула голову в его сторону и посмотрела на него холодно и одновременно гадливо, как на какого-то мерзкого слизняка. Но в туже секунду губы ее сморщились, мускул на правой щеке дернулся, и она вдруг ожила, утратившая в один момент всю свою холодность. – Вон, пошел вон отсюда, – прошипела она, задыхаясь.

Долли душили слезы, и она держалась из последних сил, только бы не разрыдаться у мужа на глазах. Она не хотела показывать перед ним свою слабость, не хотела, чтобы он знал, видел ее страдания. Как бы она желала сейчас быть равнодушной и спокойной, как будто ровным счетом ничего не случилось, как будто для нее его измена сущая безделица.

– Неужели девять лет совместной жизни ничего не значат для тебя. – Стива видел, как Долли мучается, и ему вдруг стало жалко ее. Он подумал, что неплохо бы сказать, что любит ее, но не осмелился и вместо признания в любви произнес проникновенно: – Долли, поверь, все мои настоящие и искренние чувства принадлежат только тебе.