Тилли Бэгшоу - Сидни Шелдон. После полуночи

Как и предсказывал Фрэнк Хэммонд.

– Вы вынесли вердикт? – осведомился судья.

Председатель, афроамериканец лет пятидесяти, кивнул:

– Да, ваша честь.

– Итак, виновна ответчица? Либо невиновна?

Председатель в упор уставился на Грейс Брукштайн.

И улыбнулся.

– Что думаешь, Грейси? Черный или синий?

Ленни Брукштайн поднял повыше оба костюма. Стояла ночь накануне благотворительного бала в «Кворуме», самого статусного ежегодного мероприятия в Нью-Йорке, и супруги решили пораньше лечь спать.

– Черный, – обронила Грейс, не поднимая глаз. – Классический стиль.

Она сидела за бесценным туалетным столиком орехового дерева в стиле Людовика XVI, расчесывая длинные светлые волосы. Палевый шелк пеньюара от Ла Перла, купленный Ленни на прошлой неделе, льнул к идеальному телу гимнастки, подчеркивая каждый изгиб.

«Счастливчик я», – подумал Ленни и рассмеялся.

Не то слово!

Ленни Брукштайн считался некоронованным королем Уолл-стрит. Родился он отнюдь не в королевской семье.

Зато теперь каждому американцу был знаком этот тяжеловесный пятидесятивосьмилетний мужчина: жесткие седые волосы, нос, сломанный в детской драке, но так и не выправленный (К чему? Он же победил!), умные янтарные глаза. Он был почти также известен, как дядя Сэм, или Роналд Макдоналд. Собственно говоря, Ленни Брукштайн во многом и воплощал собой Америку. Амбициозную. Трудолюбивую. Великодушную. Добросердечную. Но нигде его не любили больше, чем в родном Нью-Йорке.

Правда, так было не всегда.

Урожденный Леонард Алин Брукштайн, пятый ребенок и второй сын Джейкоба и Рейчел Брукштайн, Ленни не мог забыть своего полного лишений детства. Когда Ленни стал взрослым, его приводили в бешенство книги и фильмы, в которых романтизировалась бедность.

«Мемуары отверженных» – вот как называлось это направление.

Интересно, откуда взялись эти типы?!

Ленни Брукштайн вырос в бедности. Разрушающей душу, беспощадной. Бедности, в которой не было ничего романтического или благородного. Где тут романтика – в том, что отец являлся домой мертвецки пьяным и избивал до полусмерти мать в присутствии отпрысков? Или в том, что вечером любимая старшая сестра Роза бросилась под поезд метро, потому что трое парней из их убогого квартала изнасиловали ее по очереди и скопом по пути домой из школы? Что благородного в том, что Ленни и его братьев избили в школе за «вонючую жидовскую жратву, которую они тащат в класс»? Или в том, что мать Ленни умерла в тридцать четыре года от рака шейки матки, потому что работала с утра до вечера и не смогла найти времени, чтобы пойти к врачу и пожаловаться на боли в животе? Бедность не сплотила семью Ленни Брукштайна. Скорее, развела в разные стороны и ожесточила. А потом и погубила. Всех, кроме Ленни.

Он бросил школу в шестнадцать и в том же году ушел из дому. И ни разу не оглянулся. Нашел работу у ростовщика в Куинсе, где еще раз убедился в том, что бедные не способны «сплотиться» в беде. Наоборот, готовы перегрызть друг другу глотки.

Тяжко было наблюдать, как старуха отдает в заклад вещи, бесценные для нее одной: часы усопшего мужа, крестильную серебряную ложечку любимой дочери – в обмен на несколько засаленных банкнот. Ростовщик мистер Грейди перенес операцию по шунтированию сосудов за год до появления у него Ленни. Очевидно, хирург заодно ампутировал у него и способность сострадать.

– Цена не то, чего стоит вещь, парень, – твердил он Ленни. – Это сказки. Цена – то, что готов заплатить покупатель. Или то, что уже заплатил.

Ленни Брукштайн не питал почтения к мистеру Грейди, ни как к личности, ни как к бизнесмену, но признавал справедливость его слов. И запомнил их на всю жизнь.

Позже, гораздо позже, они легли в основу состояния Ленни Брукштайна и сенсационного успеха «Кворума». Брукштайн твердо знал то, что обычные, бедные люди были готовы принять на веру: понятие о цене у одного человека может не совпадать с понятием другого. А у рынка на этот счет может быть третье мнение.

И он был благодарен старому ублюдку за урок.

История восхождения Ленни Брукштайна от помощника старого ростовщика к положению знаменитого миллиардера стала американской легендой. Частью американского фольклора. Джордж Вашингтон не мог солгать. Ленни Брукштайн не мог сделать неудачное вложение.

После ряда выигрышей на скачках в юности (Джейкоб Брукштайн, отец семейства, был неудачливым игроком) Ленни решил попытать удачи на биржевом рынке. В Саратоге и Монтичелло Ленни усвоил важность разработки определенной системы и необходимости ее придерживаться. На Уолл-стрит это называли моделью, но разницы не было никакой.

В отличие от своего отца у Ленни хватало воли подсчитать проигрыш и прекратить игру, прежде чем потери станут необратимыми. Герой кинофильма «Уолл-стрит» Гордон Гекко в исполнении Майкла Дугласа произносит свою знаменитую фразу: «Жадность – это хорошо».

Ленни Брукштайн решительно был с этим не согласен. В жадности нет ничего хорошего. Напротив, она стала причиной падения почти всех неудачливых инвесторов. Дисциплина и самоконтроль – вот основы успеха! Найти верную модель и придерживаться, несмотря ни на что. Вот оно – главное!

Ленни Брукштайн уже был мультимиллионером, когда познакомился с Джоном Мерривейлом. Вряд ли на свете можно было найти менее похожих людей. Ленни был человеком, который сделал себя сам, настоящим сгустком энергии и жажды жизни. Он никогда не говорил о прошлом, потому что не думал о нем. Блестящие янтарные глаза были неизменно устремлены в будущее. В новое предприятие. В новые возможности.

Джон Мерривейл, принадлежавший к высшему классу, был рассудочным, подверженным депрессиям интеллектуалом. Тощий рыжеволосый молодой человек получил прозвище Спичка в Гарвардской школе бизнеса, которую окончил первым на курсе, как его отец и дед. Все, включая его самого, ожидали, что Джон поступит на работу в одну из самых престижных фирм на Уолл-стрит, «Голдман» или «Морган», и начнет медленную, но вполне предсказуемую карьеру. Но тут в жизнь Джона метеором ворвался Ленни. И все изменилось.

– Я открываю страховой фонд, – заявил Ленни на вечеринке у общего знакомого, – и сам решаю, куда вложить деньги. Мне нужен партнер с безупречным происхождением, из хорошей семьи, чтобы помочь привлечь сторонний капитал. Кто-то вроде вас.

Джон Мерривейл был польщен. До той минуты никто не говорил, что верит в него.

– Спасибо. Но я не маркетолог. П-поверьте, я теоретик, не продавец, – выдавил он и тут же вспыхнул. Проклятое заикание! Какого черта никак не удается его преодолеть?!

Ленни улыбнулся про себя. Он еще и заика? Парень просто находка! Ни прибавить ни убавить!