Энн Пэтчетт - Бельканто

Страстная привязанность президента Масуды к сериалам была хорошо известна узкому кругу приближенных лиц, но каким-то непостижимым образом оставалась совершенной тайной для прессы и для народа. На мыльных операх была помешана вся страна, однако беззаветная преданность президента своему телевизору была чревата столь неприятными политическими коллизиями, что даже болтливая любовница была бы меньшим злом. Члены правительства только обрадовались бы, променяй президент мыльные оперы на болтливую любовницу. Даже министры, которые сами были не раз замечены за просмотром тех же самых сериалов, не могли спокойно глядеть на одержимость, угнездившуюся в самом сердце государства. В свете вышесказанного многие работающие с президентом и присутствующие на приеме в честь господина Хосокавы восприняли его отсутствие хотя и с разочарованием, но без особого удивления. И когда другие гости спрашивали: «Случилось что-то непредвиденное?» или «Здоров ли президент Масуда?» – они отвечали значительно и конфиденциально:

– Дела в Израиле.

– В Израиле! – шептали пораженные гости. Они даже вообразить себе не могли, что президент Масуда может быть задействован в переговорах по делам Израиля.

Таким образом, почти две сотни гостей разделились на тех, кто знал, где находится президент Масуда, и на тех, кто этого не знал, и так продолжалось до тех пор, пока обе стороны напрочь не забыли о существовании президента. Господин Хосокава вообще едва заметил его отсутствие. Он не придавал никакого значения своей предполагаемой встрече с главой государства. Что может значить президент на вечере, где должна выступать Роксана Косс?

В отсутствие президента роль хозяина торжества вынужден был взять на себя вице-президент Рубен Иглесиас. Дело нетрудное – прием устраивался в его доме. Между коктейлем и закуской, между обедом и сладостным пением его мысли неизменно возвращались к президенту. Иглесиас легко представил себе, что тот делает в данный момент, ведь он видел это тысячи раз. Вот президент сидит в темноте на краю кровати в спальне президентского дворца, сложенный пиджак переброшен через ручку кресла, ладони обеих рук сжаты между колен. Он смотрит маленький телевизор, стоящий на туалетном столике, в то время как его жена расположилась этажом ниже перед громадным экраном. Красивая девушка, привязанная к стулу, отражается в его очках. Она дергает запястьями туда-сюда, снова и снова, и вот наконец веревки ослабевают, и она освобождает одну руку. Мария свободна! Президент Масуда облегченно откидывается назад и беззвучно хлопает в ладоши. Подумать только: его едва не заставили пропустить такое зрелище после целой недели ожидания! Девушка на экране быстро оглядывает комнату, затем наклоняется вперед и развязывает стягивающую ее ноги веревку.

Но тут картина освобождения Марии, возникшая перед мысленным взором Рубена Иглесиаса, улетучилась, и он понял, что в его гостиной снова зажегся свет. Он только успел отметить, что на одном из столов перегорела лампочка, как вдруг в комнату из всех окон и дверей повалили какие-то мужчины. Вице-президент вертел головой во все стороны, и ему казалось, что стены сошли со своих мест, стремительно надвигаются на него и пронзительно кричат. Тяжелые башмаки грохотали в вентиляционных трубах, дверные проемы ощетинились ружейными дулами. Гости сбились в кучу посреди комнаты и тут же бросились врассыпную в животной панике. Дом словно превратился в терпящий бедствие корабль, поднятый на гребень волны, а потом тут же брошенный в кипящую штормовую бездну. Столовое серебро полетело в воздух, зубцы вилок сплелись с лезвиями ножей, вазы с дребезгом разбивались о стены. Люди скользили, падали, бежали, но все это продолжалось лишь одно мгновение – до тех пор, пока их глаза не привыкли к свету и они не увидели полную бесполезность своих усилий.

Теперь стало понятно, кто всем этим руководит: пожилые мужчины, выкрикивающие приказания. Друг с другом они не разговаривали, и первое время гости различали их не по именам, а по наиболее заметным признакам. Бенхамин – на лице красный мясистый лишай. Альфредо – усы, на левой руке нет указательного и среднего пальцев. Эктор – очки в золотой оправе без одной дужки. С командирами прибыло около пятнадцати бойцов в возрасте от четырнадцати до двадцати лет. Таким образом, в зале стало на восемнадцать гостей больше, но пересчитать их в тот момент не смог бы никто. Они быстро рассредоточились по всему дому. Они двигались, двоились и троились, возникали из-за гардин, спускались с лестниц, исчезали на кухне. Сосчитать их было невозможно, потому что, казалось, они были везде – и похожи друг на друга, как пчелы в улье. Одеты они были в поношенную темную одежду: кто в черную, кто в грязно-зеленую, кто в джинсовую. Кроме одежды их прямо-таки покрывало всевозможное оружие: патронташи, ножи, сверкающие из задних карманов, автоматы, пистолеты разных марок и калибров; самые маленькие покачивались в набедренных кобурах или небрежно торчали из-за пояса, самые большие парни сжимали в руках, как детей, размахивали ими, как палками. На головах у бойцов красовались кепки с опущенными на самые глаза козырьками, хотя никто не интересовался их глазами, всеобщее внимание было приковано исключительно к их винтовкам, к их ножам, похожим на акульи зубы. Мужчина с тремя автоматами невольно воспринимался как трое мужчин. Общей у нападавших была и худоба, объяснявшаяся, быть может, недостатком питания, а быть может, периодом юношеского роста. Одежда явно была им тесна в плечах. Кроме того, все они были ужасающе грязными. Даже в этих страшных обстоятельствах невозможно было не заметить, что их лица и руки заляпаны так, словно они пробрались в особняк, вырыв в саду подземный ход и разобрав пол нижнего этажа.

Само вторжение заняло не более минуты, но всем казалось, что оно длится дольше, чем четыре смены блюд во время обеда. Каждый успел разработать стратегию спасения, тщательно ее обдумать и отбросить. Мужья отыскивали своих жен по разным углам комнаты, иностранцы жались друг к другу, в панике тараторя на своих родных языках. Присутствующие единогласно решили, что стали жертвами не «Семьи Мартина Суареса» (названной так по имени десятилетнего мальчика, которого застрелили полицейские, когда он раздавал листовки с приглашениями на политический митинг), а куда более знаменитой террористической группировки – так называемой «Истинной власти», отряда революционно настроенных убийц, которые вот уже лет пять наводили на всех ужас своей беспрецедентной жестокостью. Каждый, слышавший об этой организации или хотя бы знакомый с этой страной, был теперь уверен, что он обречен, хотя на самом деле погибнуть суждено было самим злоумышленникам. И тут террорист без двух пальцев на руке, одетый в мятые зеленые штаны и совершенно не гармонирующую с ними куртку, поднял свой громадный автомат 45-го калибра и двумя очередями выстрелил в потолок. Оттуда отделился внушительный пласт штукатурки и шлепнулся об пол, обдав гостей густым облаком пыли. Женщины завизжали, испуганные как выстрелом, так и тем, что на их голые плечи что-то посыпалось.