Александр Амурчик - Антология интима. Amoroso. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 1

– Попробуй-ка сам скажи это кому-либо из присутствующих, – прошептал я ему на ухо. – Знаешь, что, пожалуй, лучше будет, если ты вызовешь сюда нескольких оперативников в гражданской одежде, да чтобы рожи у них были поинтеллигентнее, дабы не напугать гостей. И пусть станут по двое у каждой двери, всем улыбаются и одновременно следят за порядком.

Иван Иванович молча пошамкал губами, я так понимаю, собираясь на меня обидеться, при этом лицо его, прежде розоватого оттенка, налилось кровью и сделалось свекольного цвета, однако ему все же достало ума понять, что я был прав, и он сказал:

– Гм… Пожалуй, так и сделаем. Где тут у тебя… ну-ка дай мне по телефону позвонить.

Я пропустил его в подсобку, а тем временем к стойке бара присели двое из присутствующих гостей: министр торговли и министр строительства.

– Сделай-ка мне, Савва, большую чашку кофе, – попросил министр торговли, – и добавь туда для вкуса пару капель коньяка.

Министр строительства тем временем, указывая на меня пальцем, спросил его:

– А почему, собственно, уважаемый Петр Николаевич, мои дипломированные работники, как, например, наш бармен Савва, уходят работать к тебе, в торговлю?

При этих словах я, честно говоря, немного струхнул и, нацепив на лицо угодливую улыбку, весь превратился в слух – как знать, возьмет сейчас министр торговли и «отдарит» меня своему другу-министру обратно. Да, и самое интересное, откуда он узнал о том, что я строитель, ведь прежде нам с ним встречаться не приходилось.

– Видать, плохо платишь, – ответил коллеге министр торговли, по-мальчишески подмигнув мне. – Вот и бегут ваши люди к нам, в торговлю. И вообще, у нас веселее, не то, что у тебя на стройке – бетон, раствор, пылища, скукотища, хотя и там и здесь все одно и то же – пьют.

Не успел я вздохнуть, успокаиваясь, и уже понимая, что разговор, на мое счастье, принял шуточный характер, как мои клиенты встали и куда-то ушли, прихватив свои чашки, а к стойке подошел завотделом ЦК – главный гость, то есть самая большая «шишка» на празднестве.

– Слышишь, как тебя там?.. – произнес он, вперившись в меня тяжелым пьяным взглядом. – Сколько ты тут имеешь в месяц?

– Вы, наверное, имеете в виду, какая у меня зарплата? – спросил я и тут же бодро ответил: – Оклад у нас 87 рублей.

– Нет, – скривился он. – Сколько ты имеешь сверху, кроме зарплаты?

– Вот этого я не знаю, – стараясь не раздражаться, ответил я. – Я первый месяц здесь работаю и еще не знаю, сколько буду иметь сверху.

– Вот у меня, например, зарплата 370 рублей, – скрипя зубами и наваливаясь на стойку, произнес он, – а у вас, барменов, как я слышал, гораздо больше в месяц выходит.

Мне бы сдержаться, промолчать, улыбнуться, опустив пониже голову, но я действительно работал в торговле первый месяц и потому опыта никакого не имел, особенно в общении с высокопоставленными работниками, поэтому сказал:

– Я что-то не пойму, товарищ, вы со мной что, местами работы желаете поменяться? Так я, имейте в виду, уже заранее согласен. Если только меня на ваше место возьмут.

У «большого босса» от гнева перекосилось лицо, и он, размашисто шлепнув ладонью по стойке, открыл, было, рот, желая, видимо, продолжить и дальше интересующий его разговор, но, к счастью для меня, в эту самую минуту к месту спора подоспел наш директор торга Владимир Викторович Ткачев. Он нежно за плечи обнял своего главного республиканского начальника по партийно-торговой линии и увел куда-то, а на душе у меня от этого разговора остался тошнотворный осадок.

Устав от начальственных лиц до ряби в глазах, я решил выйти на свежий воздух и, сунув в зубы сигарету, направился к выходу, на ходу сообщив девочкам, обслуживающим банкет, что выхожу прогуляться.

Маша-официантка, легко порхая по бару и при этом успевая наводить на столах должный порядок, приветливо махнула мне рукой – иди, мол. Я, между тем, невольно залюбовался ею: она, несмотря на свои довольно крупные формы, телом своим владела виртуозно, успевая одновременно и работать и еще каким-то чудом уворачиваться от многочисленных протянутых к ней рук уже возбужденных алкоголем клиентов, которые, не сумев обнять ее, старались хотя бы ущипнуть за какую-нибудь аппетитно оттопыривающуюся часть тела.

Первыми, кого я увидел, выйдя на улицу, были замминистра сельского строительства и наш заместитель председателя горисполкома: они шли, покачиваясь, обнявшись, тем самым уравновешивая друг друга, у обоих брюки до самого низа были мокрыми, и я даже не сразу понял, что они банально обоссались. Одновременно, так сказать на брудершафт. Веселые ребята, подумал я, им, наверное, не сказали, что рядом с баром, в вестибюле ресторана, функционирует туалет.

Пройдясь по аллее, ведущей от ресторана в сторону ближайшего к нему комплекса зданий ДОСААФ, я вдруг обратил внимание на то, что кусты, которые в этой части аллеи растут особенно густо, как-то странно шевелятся. Я немедленно направился туда в надежде обнаружить нечто любопытное, но заметил вначале офицерские погоны с тремя маленькими звездочками на каждом, тускло блеснувшими в свете луны, а затем и их обладателя, милиционера, который с придыханием, сосредоточенно и методично пинал ногами распростертое на земле тело.

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что поблизости больше никого нет, я шагнул в самую гущу кустов.

– Достаточно с него, не так ли? – сказал я, крепко схватив милиционера за плечо. Тот вначале дернулся, резко обернулся, затем, увидев и узнав меня, оскалился и пробормотал:

– Погоди, Савва, я тут одного гада… не обращай внимания, я его должен проучить.

– Постой секундочку, – сказал я и наклонился к лежащему человеку. Не без труда повернув незнакомца окровавленным лицом вверх, я узнал в нем… сына начальника милиции, Игоря. Возрастом совсем еще мальчишка, парень этот заметно отличался от сверстников наглым поведением, а внешне – ранней взрослостью, при этом и лицо его было необычным: крупным, породистым, с резкими чертами напоминавшими скорее какого-нибудь голливудского актера, играющего гангстеров. Однако в настоящую минуту этот самый Игорь представлял собой весьма жалкое зрелище, лицо его было разбито в кровь, и парень дышал шумно, с натугой.

– Знаешь что, лейтенант, – сказал я милиционеру строгим, не терпящим возражений тоном, – давай-ка ты сваливай отсюда по-хорошему. А я все улажу.

– Да я его… – дернулся было тот, – на куски порву, он меня сукой ментовской назвал.

Я усмехнулся.

– Эх ты, да ему ведь позволено такие вещи говорить, потому что он сын Иван Ивановича, твоего босса. А начальственных детей, дорогой лейтенант, надо знать в лицо.

Лицо милиционера в одну секунду побелело, на нем, что было заметно даже при свете луны, не осталось и кровинки.