Наташа Шторм - Контракт со зверем

Вбежав в корпус, я поймала на себе растерянный взгляд регистраторши Леночки и помчалась к кабинету. Вера Львовна сидела на жёсткой кушетке с неизменной картонной коробкой, в которой лежал злополучный тонометр, и демонстративно поглядывала на часы.

– А я уж думала, милочка, что Вы на работу не явитесь. До конца смены осталось пять минут.

Я улыбнулась, стараясь попасть ключом в замочную скважину.

– Хоть пять минут, да наши! Вызовов было много.

Толкнув дверь, я-таки попала в свой кабинет и щёлкнула выключателем. Пенсионерка достала аппарат, выставила его на стол и закатала рукав модной блузки. Да, деньги у старушки водились, и она ни в чём себе не отказывала. Тщательно вымыв руки, надев белый халат, и, застегнув его на все пуговицы, я села за стол и раскатала манжету.

– Расслабьтесь, Верочка Львовна, дышите спокойно, думайте о приятном.

Нагнетая воздух резиновой грушей, я выслушивала тоны в старенький фонендоскоп.

– Сто тридцать на восемьдесят. Вполне годится. С таким давлением можно, если не в космос, то в санаторий какой…

Как вдове бывшего директора завода и крупного партийного работника, старушке полагались бесплатные путёвки, но она их попросту игнорировала. А зря. Львица даже представить себе не могла, что двадцать один день вместе с ней будет отдыхать весь огромный коллектив нашей участковой поликлиники.

– На восемьдесят, говоришь? ― пенсионерка принялась обмахивать себя кокетливым веером.― Что-то многовато. Тебе не кажется? Выпиши-ка мне анализы на завтра. Кровь, моча и всё такое!

Я скрипнула зубами.

– Но, Верочка Львовна! Вы же всё сдавали неделю назад. Для Вашего возраста у Вас прекрасные показатели.

– Ты так считаешь? ― она застегнула перламутровую пуговку на рукаве и обидчиво поджала губки.

– А хотите, я Вас послушаю, ну… сердце, лёгкие?

Старушка ожила и кинулась за ширму раздеваться.

Телефон в кармане брюк, оставленный на вибро, просто разрывался. Отойдя к раковине, я тихонько вытащила его и посмотрела на экран. Сын. Наверное, опять не нашёл, чем перекусить, а пожарить картошку или яичницу ума не хватило. Подсчитав, что двухсот рублей, которые лежали в моём кошельке, вполне хватит на булку хлеба, пачку недорогих сосисок и пакет молока, я нажала «отбой». Подождёт. В конце концов, мать не на гулянке.

– Милочка! Я долго буду ждать, или ты заморозить меня решила?

– Уже бегу, Верочка Львовна.

Выписав витамины, и, шаркнув ножкой, я проводила беспокойную пациентку и осталась одна. Идти домой сил уже не было. Если бы не Ромка, переночевала бы тут, в своём кабинете, на обтянутой клеёнкой кушетке. Телефон опять сотряс карман.

– Да, сынок! Я скоро буду дома. Пожарь яичницу и садись за уроки.

– С Вами говорит не сынок. Моя фамилия Блинов. Боюсь, у Вашего сына крупные неприятности. Так что немедленно подъезжайте…

Хриплый баритон продиктовал адрес, и я машинально записала его в блокнот. Перед глазами всё плыло. Что с Ромкой? Жив ли он? Я постоянно набирала номер сына, но трубку никто не брал. Возле металлического забора стояли такси. Прыгнув в первую машину, я протянула блокнот. Язык не слушался. Водитель изучил адрес.

– Двести рублей.

– Да, только быстрее, пожалуйста.

Ещё издали я увидела, что на противоположной стороне в неестественно выдвинутых на встречку позах стояли две машины. Гоночный «Ferrari» своего мужа я узнала сразу, а вот название огромного чёрного танка с содранным боком оставалось загадкой. Я не разбиралась в иномарках, хотя шесть лет прожила с первоклассным водителем. Рядом с авто стоял мой Ромка, живой и невредимый, а над ним возвышался огромный бритоголовый детина в строгом костюме. Маленький негодяй! Опять взял машину отца! Злость на сына плавно перешла на мужчину. Подумаешь, тачку поцарапал! Мог бы это сразу сказать, а не пугать по телефону.

– Остановитесь здесь. ― Я вытащила из кошелька две банкноты по сто рублей.

– Тут нельзя.

– Включи аварийку. Мне нужно выйти. Там мой сын. ― Я указала рукой в сторону аварии.

Водитель затормозил.

– Ну и попала ты, мать, на бабки!

Я выскочила из машины и, перебежав две полосы в неположенном месте, оказалась возле Романа.

– Цел?

Мой сын прятал глаза. Неужто осознал? Бритоголовый сурово посмотрел на меня, как будто это я разделалась с его машиной.

– И это всё, что Вас интересует в данной ситуации, мамаша?

Я пожала плечами.

– То есть Вы считаете в порядке вещей, что шестнадцатилетний пацан носится по городу на спортивной тачке со скоростью больше ста километров, не смотрит ни на знаки, ни на светофоры… Эта машина,― он ткнул пальцем в царапину, ― покинула салон всего три часа назад. Завтра мне шефа встречать. Что я ему скажу?

Я прекрасно понимала возмущение мужчины.

– Царапина не такая уж глубокая. Слава Богу, вмятин нет. Сколько?

Мужчина, кажется Блинов, почесал квадратный подбородок.

– Если к знакомым, штук в двести уложимся. Вот только знакомых мастеров в этом городе у меня нет.

– Сколько?

– Ма, это реально дёшево.

Я отвесила сыну звонкую оплеуху. Да я за год таких денег не заработаю с учётом того, что нужно питаться, кормить маленького шалопая и оплачивать кредиты и коммунальные услуги.

– Деньги я достану. Вот мой паспорт и водительское. Можете забрать себе в качестве залога.

Блинов внимательно пролистал паспорт.

– Понятно. Данилова Анна Игоревна. Прописка местная. Кем работаете?

– Терапевтом в участковой поликлинике.

– Понятно, бюджетник. ― Он криво усмехнулся. ― А муж есть?

– Погиб десять лет назад.

– Понятно.

– Да что Вам всё понятно?

Мужчина вернул мои документы.

– Понятно, что час от часу не легче. Где же Вы деньги возьмёте?

Я гордо вскинула подбородок.

– Найду.

Обменявшись расписками, мы погрузились в машины и разъехались. Я ненавидела авто во всех их проявлениях. Одно из них сделало меня вдовой в двадцать шесть лет, а другое только что пробило огромную брешь в семейном бюджете, который постоянно требовал всё новых вливаний. Тем не менее, я села за руль проклятого «Ferrari» и дала по газам.

– Ма! Да всё будет нормально. Я телефон дяди Паши дал. Он и не такие БЭХи на ноги ставил.

Я молчала, кусая губы, чтобы не разреветься прямо за рулём, туго соображая, где взять такую сумму. Кредит отпадал сразу. На мне уже висело три. Занять было не у кого. Все подружки работали со мной в одной поликлинике и тоже едва сводили концы с концами. Оставалась одна надежда ― найти своего блудного родителя.

Мы с отцом не общались лет двадцать, а, если быть абсолютно точными, двадцать два года. Именно тогда, в разгар девяностых он бросил нас с мамой и умчался в Америку. Первое время мы ждали, живя на широкую ногу, ни в чём себе не отказывая. Мама привыкла шить платья у лучших портних и ходить к лучшим парикмахерам. Точнее, это они, портнихи, парикмахерши и маникюрши, приходили в нашу огромную квартиру на Патриарших. Мы не питались деликатесами, но продукты в холодильнике были всегда и самого высокого качества: мясо с базара, молочко и творог из села, хлебушек из лучшей пекарни. Но деньги таяли, а папаша и не думал возвращаться. Вскоре он позвонил и сообщил, что встретил другую женщину, любовь всей своей жизни, и теперь его дом в Нью-Йорке. Мама не знала, что делать. Она никогда не работала, наивно думая, что деньги в тумбочке размножаются почкованием.