GVELA - И так бывает

– Понравилось? – с лихорадочным блеском в глазах глумился урод.

– Другие девки получали меньше кайфа. Тебе сегодня просто повезло, – ухмыльнулся Гриня.

– Отодрали по полной программе, – это уже носатый растягивает в подобие усмешки кривые губы.

И снова громкий хохот. Если переживу, буду ненавидеть этот чертов смех. Снисходительно потрепали по голове, словно псину, вытаскивая кляп. Слезы давно высохли, внутри образовалась пустота. Стало все равно, но, наверное, я, действительно гордый и глупый крысеныш, с трудом насобирав слюни, все же плюнула в довольную физиономию одного из них. «Ура! Доплюнула, вон как смачно расползлись по его ошарашенной морде,» – подумала я радостно, но вяло. Веселый настрой слетел с них как шелуха. Меня начали избивать. «Устали,» – съязвила я, отключаясь, когда они остановились. По-видимому, им крайне нравилось приводить меня в чувство для очередного издевательства.

– Я у неё цацки из ушей заберу, моей кукле презентую, – гаденько ухмыляясь, Гриня вырвал серьги, не расстегивая, из моих ушей, продолжая с упоением любоваться моими всхлипами и конвульсиями беззащитного тела в попытке вырваться из железных захватов рук насильников.

– Гребаные выродки, чтоб вы сдохли! – горящим от ненависти взглядом посмотрела на своих мучителей и из последних сил хрипло выплюнула эти слова, с трудом ворочая распухшим языком. Зачем я поперлась короткой дорогой домой? Надо было и дальше сидеть в этом клубе с девчонками. Захотелось посмотреть, так сказать, воочию, что нужно сделать с интерьером этого ночного клуба?! Все-таки, как-никак, я же довольно неплохой дизайнер, и мне моя работа очень нравится. Я в неё вкладываю всю душу. И вот одна единственная оплошность – и моя жизнь катится в тартарары. Мне уже искренне жаль, что я довольно красива. Может, если бы я была страшной, эти уроды прошли бы мимо. Надо было думать головой, а не задницей. Двадцать с гаком, а подумать, что ночью не стоит ходить по безлюдным местам, не доперло. Дура! А столько планов на будущее было. Жаль… А жить так хочется… Если бы была возможность начать все сначала, многое бы изменила…

– А это тебе подарочек от нас на память, если выживешь, – зловеще прошипел носатый, воткнув в щеку свой тесак и глубоко располосовав её почти надвое. Я зашлась в пронзительном крике от обжигающей дьявольской боли. Я орала снова и снова, даже кляп уже не мог заглушить моих воплей. Крик захлебнулся лишь от удара кулака в лицо. Меня били ещё и еще. С каким-то злорадным остервенением меня лупил носатый. В этот раз я просто мечтала отключиться. Голова, которая давно безвольно моталась из стороны в сторону, дернулась в последний раз, раздался какой-то хруст и мир померк…

– Аааа…!!! – мой болезненный крик-хрип с трудом вырвался из разбитых губ. Я не могла пошевелить даже пальцем, настолько была слаба. Как же все болит! Каждая клеточка моего многострадального тела.

– Значит, не добили… козлы, – прохрипела я.

Жива – это главное. Надо открыть глаза, но как же это сложно сделать, словно веки стали неимоверно тяжелы. Попытавшись несколько раз, мне все же удалось с болезненным всхлипом разлепить глаза. Но зрение оставляло желать лучшего, все расплывалось, и я никак не могла сфокусировать взгляд. С трудом совершенный мной подвиг дал результат только в одном – стало ясно, что на улице день, слева вроде гора или что-то похожее, а справа деревья, скорее всего лес. Думать тяжело, все болит, в голове – звон. Надо уползать из этого места, пока обо мне не вспомнили. Как же мне плохо… Голова кружится… Стоило мне перевернуться на живот, как в глазах потемнело от боли. Обломитесь, ублюдки, я всё ещё трепыхаюсь. Встать не могу, значит, протянуть руку вперед, загрести в кулак траву, приподнять немного голову, чтобы не глотать землю, медленно согнуть ногу и подтолкнуть себя пальцами ног. Я хочу жить, поэтому со стонами, сжав зубы, ползу вперед в слепом упрямстве. Медленно, не зная, куда, но ползу…

– Ох! Ёты, – до моего заторможенного мозга, словно издалека, донесся удивленный возглас. До меня это так и не дошло, так как я просто тупо продолжала ползти, на следующем рывке меня подняли и куда – то понесли, и я отключилась. И снова здравствуй, тьма. Умиротворяюще тут у тебя. Что-то в последнее время зачастила я к тебе…

Архи.

– Аруч, как думаешь, выживет?

– Они живучие. Ты давай хватайся лучше, и понесли. Снесем к лекарке.

– Вы это кого же ко мне приволокли?! Надо было оставить там, где нашли. Работы много, – с порога сказала она, подходя и осматривая раненого.

– Ёть, так дышит покась… не бросать же… – виновато поглядывал я на недовольную вторжением лекарку.

– А че? Не надо было? – стоя на пороге избы, замялся Аруч.

– Пошутила я. Идите уже гуляйте, – устало вздохнула уважаемая Гана.

– Может чего помочь надо? – словно извиняясь, поинтересовался староста у лекарки, хлопотавшей возле печи.

– Вон! Мешаете, – гаркнула она. Мы поспешили уйти побыстрее, но в дверях застряли с Аручем, пытаясь выйти одновременно. Когда все же вывалились из избы во двор, то аж вздохнул с облегчением. У меня от пронзительного взгляда старой лекарки прямо поджилки трясутся.

***

В следующий раз я пришла в себя на более длительный срок уже утром. Птички поют. Утренней свежестью пахнет. Класс! На душе так легко и хорошо. Пойте, прекрасные певцы, лечите мою истерзанную душу. А двигаться еще не могу, больно. Зрение продолжает оставаться, как у крота. Вижу только какие-то расплывчатые картинки. Вливают в рот какую-то противную, вязкую гадость. Бэ… Отрубаюсь. Снова оказываюсь в моем недавнем персональном кошмаре, слышу хохот и вижу скалящиеся ухмылки, резко просыпаюсь. В темноте слышу успокаивающий голос пожилой женщины. Проваливаюсь в уже мирное сновидение.

Наконец – то наступило первое осмысленное утро после кошмаров. Солнечный лучик тепло скользит по моему лицу. Птицы заливаются на разные голоса. Тело уже не болит. Странно, так быстро все зажило? Ой, …, а быстро, это за сколько? С любопытством огляделась. Действительно изба травницы, под самым потолком разнообразные сушеные травки развешаны. Мда… глухая деревня. Деревянная изба, низенький потолок, массивная деревянная дверь и пряный терпкий аромат разнотравий. Идеально чистая комната не отличалась большим изыском: кровать, комод, крепкий шкаф с небольшим зеркалом. Видимо, я находилась на единственной кровати в этой избе, так как через открытую дверь просматривалась вторая комната, по всей видимости, служившая кухней. В ней была огромная печь, по середине стоял прочный стол с табуретками. И все из дерева. Вот где мечта пожарника, пока приехал – догорело.