Евгений Черносвитов - Сага о Белом Свете. Порнократия. Книга первая. Часть вторая

«Hope, it is the only thing stronger than fear.

A little hope is effective; a lot of hope is dangerous» 49 49 Надежда – единственно, что сильнее страха. Маленькая надежда – дает силы. Множество надежд в одной голове – смертельно!

«…and they shall set sail on a Journey, one of Faith, of Love and of Service. A Journey set forth long before they knew. A Journey written in the stars with only their names engraved» 50 50 …и они начали свое Путешествие – с Одной любовью, с одной Верой, Служа им преданно. А, на самом деле, их Путешествие началось задолго, джо того, как они его сами начали. Ибо, маршрут, их Путешествия, был выгравирован с их именами на их Звездах!

…Они вылетели в 14 часов по московскому времени и взяли крс на Владивосток. Взлетел, конечно, Сергей, но, как только курс был взят, за штурвал села Лис, шлем оставался у Сергея. Если бы не учеба Любы и Лис, Сергей показал бы им весь ДВ. А, так, с учетом двух выходных, они пропускали все равно два дня занятий. Маршрут был такой. До Владивостока без посадок. Во Владивостоке пересаживаются в вертолет. Первая остановка у Ульгучье. Потом к маме Любе. Мысли о ней были тревожные с выраженным чувством вины. Сергей, естественно, не бросил маму Любу. За ней ухаживала семья орочей, деды, хорошо знакомые Сергею. Переехали в дом, как только итальянцы прекратили свой бизнес в России, и улетели на Родину. Все холодильники были забиты различными деликатесами, пополнялись супермаркетом по договоренности Сергея. Иногда маму Любу навещал Всеволод Петрович. Но он тоже значительно сдал. Отпустил длиннющую седую бороду. Приезжал он не один, а в группе преподавателей и студентов дальневосточных ВУЗов, занимающихся краеведением или изучающих флору и фауну Юга ДВ. Мама Люба очень ослабела, плохо видела и плохо слышала. Стала часто принимать препараты от гипертонии и спазмов сердечных сосудов. Но держалась мужественно. Пыталась даже убираться в своей комнате. Каждую неделю, как сообщала ему по мобильнику чета орочей, просила отвести ее на могилу Яши, и распорядилась, где ее похоронить. Сжечь, как Яшу, и похоронить урну рядом с его урной.

…Сергей не звонил ей, ибо она ничего не слышала по телефону. Но звонил Олу и Карине, так звали стариков – орочей для мамы Любы, и они кричали ей в ухо, что говорил Сергей, и передавали ему, что говорила мама Люба. Она никогда ни о чем Сергея не просила, и ни на что не жаловалась. Дважды, как бы, между прочим, сказала, что хотела бы, чтобы и он, когда будет собираться умирать, возвращался на Родину и умер бы здесь. Чтобы всем троим лежать под одним камнем. Она, как потом сообщил ему Всеволод Петрович, агитировала и его к ним присоединиться под камнем. На это Сысоев всегда отвечал одно и то же:

«Я умирать не собираюсь. По-крайней мере до ста лет. А там, глядишь, Сергей с его друзьями, что-нибудь придумает для бессмертия. Не зря же он томится в Германии!»

…СУ-27 с большими Красными Звездами летел ровно по маршруту. Никто ему не мешал. Лис дважды сделала «бочку». Несколько сот километров пролетели вниз головой. Сергей жестами показал ей, чтобы не «шалила», ибо, во-первых, это ее первый полет, а во-вторых, он очень хочет повидать маму Любу, и показать Любови Дмитриевне Хорошко ее Родину. Лис поняла и до самой Сибири вела самолет ровно, без выкрутасов. Но, как только показался Байкал, она, чуть ли, ни в пике, стала сбрасывать высоту. Над Байкалом пронеслись так низко, как летают, «кукурузники»! Озеро отлично было видно. Лед уже прошел, и вода ослепительно блестела в прямых лучах яркого сибирского солнца. Была вторая половина апреля. Байкал остался позади, и СУ-27 набрал свою высоту.

…Люба не скучала. Виды за окнами ее не интересовали, но вот член Сергея она не выпускала изо рта. Когда Сергей собрался идти в туалет, она показала на свой пухлый ротик. Сергей опорожнил мочевой пузырь до конца в Любу. Она обсосала член, не оставив не одной капельки. И скоро сама побежала в туалет посикать. …Раза два, за весь полет, Лис отдавала штурвал Сергею, чтобы сделать ему минет. У Сергея мелькнула мысль, может быть, в его сперме есть чистые эндорфины, на которые так быстро, с первого раза, «садятся» женщины? Даже такое увлекательное занятие, как вести самолет, что тоже, кстати, требует от организма дополнительных вливаний эндорфинов в кровь, не освободило Лис от зависимости от члена Сергея! После каждого минета, глаза у Лис начинали радостно блестеть, лицо, и так розовое, просто краснело, а канапушки темнели. И видно было, что она сама становилась энергичнее…

…Они подлетали к ДВ. Маршрут лежал через Хабаровск. В то время, когда Лис повернула самолет на Владивосток, Люба подошла к Сергею, села ему на колени и обвила его шею. И в это же самое время замигала связь с Ульгучье, которая не прерывалась никогда, ибо шаман, как бы был опекуном мамы Любы и всего «поместье Хорошко»! Ульгучье сразу сказал, что «мама Люба собирается к Яше. Однако, Сережа, нужно поспешить!» Люба не слышала, что сказал Ульгучье, тем не менее, шепнула Сергею в ухо:

«Мама Люба умирает. Нам нужно поспешить!»

Сергей жестом приказал Лис отдать штурвал, сел на свое место и до предела увеличил скорость, предупредив на Земле, что у него умирает мама. Путь на Владивосток был свободен. А в аэропорту ждала машина, которая должна была доставить их до вертолета. Это полкилометра от стоянки частных реактивных самолетов…

…Они успели! Первые слова, которые прошептала мама Люба, пытаясь оторвать голову от подушки:

«Любонька! Как хорошо, что ты здесь!»

Мама Люба знала о гибели Любы. Она организовывала свадьбу Сергею со Светой… Да, она плохо видела, она умирала. Но, она была в ясном сознании. Она знала, какой сейчас день, год, и сколько времени! И, то, что в Любе она увидела Любу, было и для Любы, и для Сергея легким потрясением!

«Любонька, подойди ко мне, я поцелую тебя!» прошептала мама Люба. Люба подошла, наклонилась и поцеловала в губы маму Любу, на глазах у обеих женщин были слезы.

«Береги Сережу! В первом правом ящике комода лежат документы о твоем крещении и свидетельство о вашем венчании в нашей церкви. Возьми их!»