Валентина Савенко - Секретарь палача

Палач из высшего сословия, и в этом я не сомневалась. Осанка, разворот плеч, выверенные жесты… Чтобы избавиться от этого, нужно приложить уйму усилий, практически сломать себя. Но сидящий напротив мужчина не скрывал своего происхождения.

И тут я совершила глупость. Попытавшись проверить догадку, продвинулась в глубь времени и, оценив услышанное, густо покраснела. Опять влезла не в свое дело. Несмотря на двадцать лет, проведенных среди людей простых, не склонных делать из личной жизни тайну более того, чем требовали приличия, я все же считала, что на то она и личная, чтобы не совать туда нос.

– Ну что, интересно? – В голосе палача прозвучал сарказм и холодный интерес.

Я испуганно вскинула глаза, понимая, что выдала себя. Осталось выяснить насколько. Подобные мне часто встречались среди огненных и ледяных, и таковыми являлись почти все белые. Я снова проверила щиты – оба были на месте. Верхний слегка смещен вмешательством мага, нижний цел. Сдержать вздох облегчения оказалось не просто, пришлось нервно потереть кончик носа.

– Итак, вы, месс, только что подслушали мою ссору с любовницей. Понравилось? – цинично осведомился палач, вытаскивая из кармана напоминающий брошь амулет.

Я сконфуженно отвела взгляд. Любовница моего гостя в выражениях не стеснялась, даже эхо не смогло сделать ее богатый лексикон менее насыщенным и выразительным. Очевидно, женщина брала уроки красноречия у портовых грузчиков. Хотя, если судить по вежливому и сухому обращению самого мужчины, она являлась трисс [3] Трисс – вежливое обращение к женщине или девушке дворянского происхождения, высшего сословия. – дворянкой. Я узнала имя своего гостя – Иден. Оно показалось мне знакомым. Но вспомнить, что я слышала о палаче с таким именем, не смогла.

– Итак, сейчас вы, месс, подробно расскажете мне, что на самом деле случилось в доме ессира Зосли. – Палач положил амулет на стол. – Не стоит лгать. – Он легким прикосновением пальцев активировал защиту, закрывая нас магическим пологом, теперь никто не сможет подслушать разговор и остаться незамеченным.

Немного подумав, я решила, что хуже от моего рассказа, не раз записанного слугами правопорядка и принятого за попытку оправдаться, уже не будет. А вот время я выиграю и, возможно, пойму, зачем палачу понадобилась библиотекарша из захолустного городка. Мой гость не из праздного любопытства просил изложить мою историю. Он знал, что я слушала эхо, и теперь в курсе его интереса. Этот разговор должен расположить меня к нему, дать надежду. Надежду на что? На спасение? Вряд ли.

Он знает о моей нечеловеческой сущности и, конечно, внесет коррективы в исполнение приговора. Не будет никакого повешения, меня убьют специальным кинжалом, тем самым, который палачи носят за голенищем сапога. Меня лишат возможности вернуться, и на этот раз смерть не будет спасением.

Именно этому и учили палачей – убивать любое магическое сознание, даже то, которое нельзя уничтожить обычным способом. Не важно, кто оказался на скамье подсудимых, архивампир или феникс – приговор будет приведен в исполнение.

Если с местным палачом, вчерашним выпускником академии, у меня был шанс на спасение, то сейчас я могла только молиться предкам и думать о том, что смерть будет быстрой. Но так как предки меня никогда не слышали, я решила не впадать в истерику раньше времени и для начала посмотреть, что сделает палач после моего рассказа.

– Ну, что же вы молчите? – язвительно спросил палач. – Или мне напомнить, как вы хладнокровно зарезали ессира Зосли?

Будь я тогда действительно хладнокровной, сейчас не сидела бы в камере, а мерзкий маг не скалил бы зубы на заседаниях суда, радуясь, что у него есть знакомые вампиры, согласившиеся вернуть его обратно.

Они же вернули Миссу.

Я не успела, девочка была мертва, а бесценные минуты упущены. Надеюсь, Мисса уже далеко, вместе со своими трусливыми родителями. Хорошо, что удалось откупиться от вампира, ее воскресившего. За сходную цену он зациклил свою связь с низшей на ней же. Теперь Мисса сама отвечала за свои поступки и не слышала зова хозяина.

На это ушли все мои накопленные за двадцать лет сбережения, о чем я ни капельки не жалею.

– Итак, вы убили ессира Зосли? – повторил вопрос палач с заметным раздражением.

– Да, – равнодушно кивнула я, чувствуя поднимающееся в душе отвращение. Будто подняв нож на мага, сама испачкалась в тех мерзостях, что он творил в подвалах своего дома, прикрываясь лицензией.

Судебные разбирательства шли месяц, в течение которого я пыталась оправдаться в первую очередь сама перед собой. И не смогла. Зосли был убийцей, я – тоже.

Его оправдали, родители Миссы задним числом написали разрешение на обращение на тот момент несовершеннолетней дочери, а маг всего лишь предоставил свой дом для этого мерзкого действа, и суду этого хватило. Я же так и осталась убийцей. И факт, что Зосли относительно жив, никого не волновал.

– И вы так просто с этим соглашаетесь? – В голосе палача проскользнули нотки удивления.

– Да.

– Так что же все-таки произошло в его доме?

– Вы умеете считывать направленные на вас образы? – осведомилась я, понадеявшись на чудо. Ни судья, ни местный палач, ни маги таким умением похвастать не могли. А вдруг мне повезет, и не нужно будет рассказывать то, что словами не передашь.

По губам палача зазмеилась хищная улыбка. Остается сочувствовать местным хранителям правопорядка, потому как, подозреваю, названное умение входит в их обязанности. По правде сказать, никакого сострадания я не испытывала – месяц в тюрьме не прошел даром. Высокого мнения о себе были обитающие здесь ничтожества. Предел их мечтаний – теплая должность и власть над горсткой заключенных, половина которых сидела тут за долги, а другая – за пьяные драки. И только я была настоящей преступницей, за что удостоилась лицезреть начальника тюрьмы ежедневно и слушать его нотации о пользе раскаяния для будущих воплощений. А после его ухода не избежать было нелицеприятных высказываний в свой адрес от несущих караул стражников.

Про судью и мага я вообще умолчу. Они были целиком и полностью на стороне неудачно убитого мною мага. Их стараниями мерзавец расхаживал по городу, распуская обо мне отвратительные слухи.

Претензий у меня не было только к молоденькому палачу – он не успел надышаться местным воздухом и точно следовал инструкциям. Для него я была делом № 17/1.

– Безусловно, я могу считать образы из вашей памяти.

– Звуки, – поправила я, отмечая, что в карих глазах собеседника промелькнуло удивление.

Я родилась такой. В отличие от других детей, в моей памяти оставались не яркие картинки, а завораживающие, насыщенные звуки. Отец говорил, что это связано с даром тех, кто слышит эхо прошлого. Именно шорохи, вздохи, шум, шелест – это краски, расписывающие мысленные образы особыми цветами.