Рошани Чокши - Звездная королева

Я уже почти прошмыгнула мимо, как вдруг замерла от звуков имени… моего имени. По крайней мере, именно оно мне послышалось. Я сомневалась, но двинуться дальше не могла, как бы ни хотела убраться подальше отсюда.

Затаив дыхание, я шагнула назад и приникла ухом к занавеске.

– Жаль, – раздался голос, охрипший от многолетнего курения кальяна с ароматом роз.

Матушка Дхина. Она правила гаремом железной рукой. Может, она и не подарила радже сыновей, но обладала несомненным достоинством: живучестью. Она перенесла семь беременностей, двух мертворожденных малышей и потливую горячку, что за последние три года унесла жизни восьми жен. Слово матушки Дхины было законом.

– Чего жаль?

Жеманный голос. Матушка Шастри. Вторая по главенству. Из молодых жен, но недавно родила близнецов. Она была гораздо коварнее матушки Дхины, но ей недостает амбиций, что свойственны истинному злу.

– Жаль, что Адвити ушла не так, как Падмавати.

Я стиснула кулаки, впиваясь в ладони ногтями. Адвити. Я пробыла с ней не так долго, чтобы успеть назвать матерью. И не знала о ней ничего, кроме имени и смутных слухов, будто она не ладила с другими женами. Особенно с матушкой Дхиной. Когда-то они были соперницами. И даже смерть не даровала ей прощения матушки Дхины. В остальном Адвити оставалась туманным образом в моей голове. Порой, не в силах уснуть ночами, я пыталась наполнить его красками, но ничего не могла вспомнить – ни длины ее волос, ни аромата ее кожи. Адвити была загадкой, и от нее мне досталось лишь имя и ожерелье. Я инстинктивно потянулась к ее последнему дару: круглому сапфиру на жемчужной нити.

– Обычно, если женщина умирает в родах, то и ребенок тоже, – прохрипела матушка Дхина, и я почти ощутила запах дыма, клубящегося меж ее зубами.

Матушка Шастри порицающе цокнула:

– Нехорошо так говорить, сестра.

– И почему же? – звонко спросила еще одна жена. Я не узнала голос, должно быть, новенькая. – Ребенку положено жить дольше матери. Жаль, что сын Падмавати умер вместе с нею. А кто такая Адвити?..

– Уже никто, – рыкнула матушка Дхина, и юная жена осеклась. – Она была лишь куртизанкой, попавшейся на глаза радже. Майявати ее дочь.

– Та? С гороскопом?

И еще один голос присоединился к беседе:

– А правда, что она убила Падмавати?

Да, бхаратцы не верили в призраков, но гороскопы – совсем другое дело. Целые жизни в королевстве строились вокруг выпавшей каждому астральной оси. Похоже, только отец не относился к гороскопам серьезно. Он считал судьбу чем-то податливым, что можно изменить, повернуть в любую сторону и истолковать в нужном ключе. Но придворные оставались при своем мнении. Какая бы магия ни помогала читать послания в звездах, мой небесный прогноз был мрачен и тернист, о чем жены раджи не позволяли мне забыть. Из-за них я возненавидела звезды и проклинала ночное небо.

– Вполне может быть, – пренебрежительно бросила матушка Дхина. – Дурная судьба сеет вокруг несчастья.

– Так это правда?

Сколько раз я задавала себе тот же вопрос? Я пыталась убедить себя, что все это лишь пустая болтовня гаремных жен и череда неудачных совпадений, но порой… порой я сомневалась.

– Раджа должен избавиться от нее, – сказала матушка Шастри. – Пока ее напасть не перекинулась на другого.

– Да как тут избавишься? – фыркнул кто-то. – Разве на ней кто женится с таким гороскопом? Она несет смерть, куда бы ни пошла.

Новая жена со звонким голоском взволнованно прошептала:

– Я слышала, будто ее тень ни на миг не замирает.

– Слуги говорят, – подхватила еще одна, – что ей кланяются змеи.

Я оттолкнулась от стены. Я знала все сплетни и не желала снова их слушать. Обидные слова будто ползли по моей коже, и я мечтала их стряхнуть, избавиться от оскорблений, насмешек, намеков. Но они вцепились намертво, проникая в меня густым дымом, вытесняя кровь из вен, пока я до краев не наполнилась ненавистью.

Вдали раздался второй удар гонга. Я ускорила шаг, туфли застучали по мрамору. Когда я бежала через сад, пронизанный солнечными лучами, что-то вдруг показалось мне жутко неправильным. Но я не понимала, что именно, пока свет не проник сквозь кроны фиговых деревьев, исполосовав меня точно тигра, пока на мощеную дорожку перед зданием архивов не упала тень листвы.

Моя тень.

Я ее не видела…

Структура архивов напоминала пчелиные соты, и утренний свет заливал ячейки, озаряя каждый том, рисунок, трактат и поэму нежным золотом топленого масла, словно только снятого с огня. Мне дозволялось приходить сюда лишь раз в неделю – для встречи с очередным наставником, которого я неизбежно отпугивала. Архивный зал я всякий раз покидала с охапкой пергаментных свитков. Мне нравилось стоять на пороге открытий и осознавать, что прежде я даже не представляла, как сильно чего-то хочу, пока случайно это не нашла.

На прошлой неделе я с головой увязла в сказках Бхараты. Историях о слонах, что разгоняли облака мощными потоками воздуха из древних хоботов, искривленных изморозью забытых циклонов, ураганов и гроз. Мифах о яснооких женщинах-нагах, чьи тела закручивались кольцами, а улыбки сверкали не хуже драгоценных камней. Легендах о мире, что раскинулся под, над и рядом со знакомым мне: деревья там плодоносили съедобными самоцветами, а на девушку с темной кожей и мрачным гороскопом никто бы и внимания не обратил. Я так хотела, чтобы все прочитанное оказалось правдой, что порой как наяву видела это Иномирье. Закрывая глаза и снимая обувь, я почти чувствовала, как стопы мои погружаются в мягкую землю чужого края, края грез, где небо расколото надвое, а земля пронизана магией, исцеляющей сердца, сращивающей кости и меняющей жизни.

Расставаться с этим сном не хотелось, но приходилось довольствоваться магией, которую я могла сотворить сама. Я могла прочесть еще что-то. Узнать больше. Создать новые мечты. Но самое главное – не было нужды держать эти желания в себе. Всеми открытиями я делилась с Гаури – моей единокровной сестрой и единственной, кого я не могла… да и не хотела отпугнуть.

Как и всегда, при мысли о Гаури я улыбнулась. Однако улыбка тут же истаяла, едва я увидела своего наставника недели. Он стоял меж двумя колоннами, отмечающими секцию с трудами по истории королевства. Помимо немыслимого множества знаний, что я могла почерпнуть в архивном зале, более всего мне нравился его подвесной потолок. Полый, достаточно широкий, чтобы туда втиснуться, и очень удачно связанный со святая святых моего отца.

Наставник, как назло, расположился точно под моим укрытием.

Ну хотя бы отец пока не начал речь. Придворные все еще перешептывались, и слух мой услаждали шаги опоздавших. Но чтобы не пропустить все самое важное, мне надо было поскорее избавиться от наставника.