Наталья Павлищева - Лукреция Борджиа. Грешная праведница

Александра ничуть не смутил такой вопрос, он широко улыбнулся:

– Я давно оценил достоинства этого юноши, потому позволил ему взять мою фамилию. В действительности же он рожден Ваноццей Катанеи от ее мужа.

Кто-то из кардиналов попробовал возразить, мол, какого мужа, если Ваноцца вышла замуж после рождения третьего ребенка, то есть Лукреции… И снова кардиналов откровенно смутила широкая улыбка понтифика:

– Я понимаю, кардиналам не пристало следить за всеми замужествами красивых женщин, я и сам не услежу, но могу сообщить, что до Джордже ди Кроче, которого вы имеете в виду, донна Ваноцца была замужем за неким Доменико д’Ариньяно, от которого и родила своего сына Чезаре. Повторяю, что позволил ему использовать свое имя, потому что оценил достоинства молодого человека, в которых, я надеюсь, вы не сомневаетесь. Как и в достоинствах донны Ваноцци.

Кардиналам оставалось только почесать свои тонзуры и согласиться с таким логичным рассуждением. Александр немедленно выпустил буллу, утверждающую, что Чезаре сын Ариньяно. Теперь кардинальская шапка была ему обеспечена.

Удивительно, но меньше всего этому обрадовался… сам семнадцатилетний кардинал!

Лукреция никак не могла найти брата, она знала, что Чезаре никуда не уходил, но слуги не видели молодого человека. Зачем искала, не могла бы и сама сказать, просто чувствовала, что обязательно нужно увидеть брата. Она обежала уже весь дворец, заглянула в самые потаенные углы; уже потеряв надежду отыскать брата, Лукреция остановилась, с досадой покусывая губу, и вдруг услышала сдавленные рыдания! Обернувшись, она увидела Чезаре, который сидел в уголке, согнувшись и закрыв лицо руками. Девочка присела рядом, осторожно коснулась локтя брата:

– Чезаре… ты плачешь?

Чезаре и слезы вещи совершенно несовместимые. За все годы Лукреция ни разу не видела в глазах брата слез, он презирал Джованни за то, что тот иногда плакал. Что же должно было случиться, чтобы заплакал сам Чезаре?!

Брат вскинул на нее глаза, блестевшие такой злостью, что Лукреция даже отшатнулась. Но почти сразу взгляд смягчился, а вот в голосе злость осталась.

– Он отказался от меня!

– Кто?!

– Отец! Я не Борджиа! Он объявил, что я сын какого-то… Доменико д’Ариньяно, о котором никто даже ничего не может сказать!

– Не может быть! Отец всегда говорил, что ты настоящий Борджиа.

– Иди! Иди, спроси у него! Сегодня подписал буллу о том, что я сын Ваноцци Катанеи и Доменико д’Ариньяно, служителя церкви.

Лукреция действительно растерялась. Отец не мог сделать такого, просто не мог! Он всегда считал Чезаре своим сыном, конечно, было заметно, что Папа любит Джованни больше, чем Чезаре. Но чтобы отказаться…

Вдруг она решительно вскочила:

– Я сейчас… я сейчас спрошу… не может быть, чтобы это было так!

Лукреция бросилась к отцу, но сразу поговорить с понтификом не удалось, тот был в кабинете. Пришлось остановиться у двери, ведущей в его личные покои, и немного подождать. Вернее, ждать пришлось довольно долго, Папа совещался с кем-то из кардиналов по нескольким весьма важным вопросам.

Девочка сокрушенно вздохнула и, скучая, прислонилась к стене. Уйти, чтобы прийти позже? А вдруг совещание сейчас закончится? Потом отца могут отвлечь другие дела, и до самого вечера с ним не удастся поговорить… А Чезаре плачет…

Лукреция никогда не видела плачущего Чезаре, это было столь необычно, что она до сих пор не могла опомниться. Отец отказался от старшего сына? Такого просто не могло быть! Родриго Борджиа любил всех детей, даже Джофре, про которого Чезаре говорил, что он им не брат. Пусть Джованни он любил больше, но ведь их с Чезаре одинаково?

Она попыталась мысленно доказать брату, что его даже больше, чем ее. Не получалось. Лукреция даже разозлилась сама на себя: ну как можно измерять, кого отец любит больше?! Просто Джованни более слабый и глупый. Джофре еще глупей, но он пока слишком мал, подрастет – поумнеет.

Сердясь на саму себя, она прислушалась к голосам за дверью. Кардиналы говорили о короле Неаполя Ферранте. То, что услышала девочка, заставило ее забыть даже о слезах любимого брата. Лукреция осторожно перекрестилась, потому что Асканио Сфорца с легким смешком рассказывал об ужасах, творившихся в подвалах страшного короля.

Король Неаполя Ферранте действительно был чудовищем даже по меркам страшного времени, когда жизнь человеческая не стоила ничего. Но он не убивал, он мучил. Невысокого роста, коренастый, обросший не просто волосами, а черной шерстью, смуглый, с такими же черными кустистыми бровями, почти скрывавшими под собой глаза, он действительно похож на зверя. У Ферранте имелась еще одна особенность, приводившая в ужас всю Италию: взамен выбитых еще в молодости в драке двух передних зубов ему выковали золотые и вставили в челюсть. Но то ли кузнец не рассчитал, то ли просто так получилось, только эти золотые зубы были больше похожи на клыки зверя, и считалось, что Ферранте не носит с собой оружие, оно ему не нужно, потому что зубами король способен загрызть любого, кто рискнет напасть. Говорили, что он прокусывает вену и пьет кровь жертв.

Этого никто не видел, зато многие видели, что он держит своих врагов, попавших в плен либо захваченных обманом, в клетках на цепи и ежедневно прогуливается меж рядов этих клеток в ожидании, когда очередная жертва погибнет от пыток и голода. Но и тогда клетка не оставалась пустой – лекари бальзамировали умершего, и труп возвращали обратно в назидание остальным, чтобы понимали, что и после смерти им не убежать от Ферранте.

Даже самых преданных своих слуг это чудовище приказывало убивать во сне. Иногда просто так, чтобы остальные боялись спать, боялись всего, чтобы каждый день превращался в пытку, ибо как бы ни была трудна жизнь, человек цепляется за нее до последнего.

Теперь венгерский король просил разрешения на развод с дочерью этого чудовища донной Элеонорой. Лукреция понимала, что дочь может быть совсем не похожа на отца, но все равно содрогалась. Король Неаполя Ферранте, в свою очередь, разводу всячески противился, прислав в Ватикан с подарками и заверениями в дружбе своего среднего сына. Теперь на Папу давили с севера и с юга, а он ловко лавировал, пытаясь удержать на привязи, но на расстоянии обе стороны. Ловкости Родриго Борджиа не занимать, лавирование удавалось.

Лукреция знала, что и она сама тоже предмет торга, ее замужество должно послужить политическим целям. Уже достаточно наученная общением с хитрой Джулией и во многом благодаря ее наставлениям юная девушка была уверена, что за кого бы ее ни выдали, она сумеет завести себе достойного любовника, оставаясь при этом в прекрасных отношениях с мужем. Если Джулии удается держать на расстоянии своего недотепу Орсино, мирно жить с его матерью донной Адрианой и при этом иметь дочку от Родриго Борджиа, то почему это же не удастся Лукреции?