Кэйтлин Битнер Рот - Внезапная страсть

Внезапно Селину охватило острое желание. Она посмотрела в скрытое полумраком лицо – такое близкое, что дыхание согревало щеку.

– Оставьте меня в покое, Тревор.

Глаза его мерцали, как мерцают на черном бархате бриллианты.

– Действительно ли хотите спокойствия, Селина? Или мечтаете обо мне так же, как я о вас?

Он медленно склонился. Густые ресницы опустились, рот приоткрылся. Намерения не оставляли сомнений.

Боже милостивый!

Селина до боли сомкнула губы, чтобы он наткнулся на твердый барьер, однако уже в следующее мгновение ощутила нежное прикосновение и передумала.

Тревор провел губами по щеке: неспешно, соблазнительно проложил дорожку из поцелуев к подбородку.

– Вот как это будет, – тихо прошептал он.

Тревор коснулся зубами мочки уха: бережно, осторожно, – однако реакция Селины не заставила себя ждать и вспыхнула подобно пламени.

Неведомое прежде, дикое, первобытное вожделение поработило и лишило сопротивления. Мгновенное напряжение сменилось дрожью.

Он излучал спокойную силу, сопротивляться которой было бесполезно. Любая борьба стала бы нелепой и жалкой.

Селина прикрыла глаза, чтобы подумать, однако собраться с мыслями так и не удалось. О, в этой битве силы противников оказались неравны! Только в припадке безумия можно было надеяться на победу. Паника лишила последних остатков воли.

Его губы скользнули по плечу и замерли в ложбинке у шеи. Нужно было немедленно его остановить, но мешало оцепенение. Неужели и ей доступна частица высшего наслаждения, так красиво описанного в эротических книгах?

Они стояли неподвижно. Жадные губы застыли на шее, обжигая и в то же время лаская. Воздух вокруг раскалился от страсти.

Битва безнадежно проиграна.

Губы двинулись вверх, оставляя на коже горячий след.

– Вы пахнете так сладко, так заманчиво. – Он поцеловал ее в висок, в беспомощно опущенные веки. Сжал запястья одной рукой, легко поднял их над головой, а другой рукой погладил по волосам. Нежно провел большим пальцем по щеке и завел ладонь за ухо.

Селина стояла неподвижно, в последний раз пытаясь собраться с силами и решительно отвергнуть ласки, однако огонь разгорался и справиться с вожделением становилось все труднее.

Тревор бережно приподнял ее лицо за подбородок и склонился. Теперь уже его губы не встретили сопротивления и властно завладели теплым ртом Селины. На миг в мире не осталось ничего другого, кроме этих губ.

Ладонь скользнула вниз, к поясу на пеньюаре, и коснулась груди. О, если бы это продолжалось вечно!

Вершинки напряглись, а глубоко внутри возникла странная тоскующая пустота. Изнывая от желания, Селина тихо застонала.

Пеньюар распахнулся.

Ладонь по-хозяйски устроилась в изгибе талии, а пальцы распластались на животе – такие горячие, что, казалось, тонкая ткань ночной сорочки того и гляди расплавится. Селина уперлась затылком в поддерживавшую полки вертикальную панель, не сознавая, что открыла шею, и тут же ощутила теплое влажное прикосновение.

Тревор посмотрел внимательно, как будто хотел запомнить увиденное раз и навсегда.

– Вы так прекрасны, Селина, – прошептал он, положив ладонь ей на поясницу. Медленно подался вперед, заставляя ощутить мужественное возбуждение.

Его губы снова завладели ее ртом, и язык принялся дерзко исследовать территорию.

Селина обняла его за шею и страстно ответила на поцелуй. Да, сейчас она могла окончательно потерять себя, но еще ни разу в жизни не переживала мгновения более сладостного.

Тревор слегка отстранился.

И вдруг улыбнулся. В глазах вспыхнула радость победы.

Шок, унижение, разочарование обдали ее ледяным потоком. О нет! Неужели для него это только легкая игра? Негодяй! Подлец!

Селина подняла лицо, как будто хотела поцеловать, но едва губы коснулись губ, больно укусила.

Тревор отскочил и прикрыл рот ладонью. Выражение страсти на его лице сменилось растерянностью.

– Что это было?

– Если еще раз осмелитесь ко мне прикоснуться, клянусь: кастрирую на месте. – Селина запахнула пеньюар и туго завязала пояс. – Убирайтесь немедленно!

– Что за шум? – На пороге появилась Золя. Остановилась у входа, нахмурилась и сердито посмотрела вокруг. – Ну-ка пропустите! – Она подошла, сняла с полки банку с джемом и поставила на стол.

– А теперь оба садитесь. – Кухарка подвинула к очагу еще один стул. – Если собираетесь жить в одном доме, придется научиться ладить. Слышите?

Золя посмотрела на Тревора, заметила распухшую губу и снова нахмурилась. Со стуком поставила на стол две тарелки и отрезала от буханки два толстых ломтя.

Повариха положила хлеб на тарелки и с ворчанием открыла банку с джемом.

– Видит бог, нельзя оставаться под одной крышей и драться. Ну-ка попробуйте мой хлеб. Только что испекла. – Она щедро намазала ломти маслом, джемом и поставила тарелки каждому. А потом нагнулась и сунула обоим под ноги одну скамейку. – Ну и ну! Так ты босиком, девочка? Смотри, змея укусит.

– Уже укусила, – пробормотала Селина.

Тревор осторожно потрогал губу.

– И меня тоже.

Повариха наклонилась и посмотрела внимательно.

– И поделом. Ишь каков озорник!

Она вернулась к столу, и Тревор почувствовал себя увереннее.

– Отлично понимаю, к чему ты клонишь, Золя. Поймала и теперь собираешься свалить на меня всю вину. – Он запрокинул голову на высокую спинку стула.

Селина сидела молча и неподвижно смотрела на огонь, чувствуя, что Тревор неотрывно наблюдает. Повернулась, смерила наглеца презрительным взглядом и снова погрузилась в безразличное созерцание пламени.

Тревор рассмеялся так же легко, как в тот момент, когда, едва приехав домой, подхватил и закружил Фелицию.

– Да, миссис Керкленд, в пылкости вам не откажешь. – Он открыто, дерзко посмотрел на нее.

Селина сидела, устремив взгляд на танцующие всполохи, но никак не могла избавиться от ощущения властного присутствия. И от всего, что недавно произошло. Постепенно боковое зрение возобладало, и огонь утратил четкость. Сидевший рядом мужчина неумолимо притягивал; приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы не взглянуть на него.

И все-таки самообладания не хватило.

Слегка повернув голову, Селина хотела сосредоточиться на скамеечке для ног, однако глаза сами собой скользнули вверх по скрещенным ногам, добрались до мускулистых бедер и замерли на красноречивом свидетельстве мужской силы, несколько минут назад лишившем ее гордости и самообладания. Подобное зрелище должно было показаться неприличным, но вместо добродетельного смущения почему-то возникло греховное желание положить ладонь на соблазнительный бугор. Это совершенное тело казалось произведением искусства.