Джулия Лонг - Однажды в полночь

– Она будет разбивать сердца, – повторила Марта, как в трансе. Но она была в себе. Просто наслаждалась тем, как воспринимается ее предсказание. А между тем своими огромными, круглыми глазами внимательно оглядывала Джонатана с ног до головы и так дотошно, что он не мог не обратить на это внимания. Заметив его реакцию, она жеманно провела кончиком языка по губам.

Джонатан приготовился ответить ей свирепым взглядом, но его хватило лишь на то, чтобы нахмуриться, и он снова повернулся к Вайолет.

– Ну что ж. – Сестра переварила сообщение. – Весьма достоверно, правда ведь? Разбивать сердца! Редмонды только этим и занимаются.

– Что-то я не помню, чтобы ты до замужества разбила много сердец, взяла их в плен и запугала без меры.

– Т-ш-ш, – невозмутимо остановила она его. – Это все, что вы видели миссис Херон?

Тут Марта неожиданно бросилась к Джонатану. Потом он был полон досады, потому что Вайолет стала воспроизводить эту сцену, к вящему удовольствию и веселью брата Майлса и своего мужа-графа, показывая, как Джонатан прикрывал лицо руками. Можно было подумать, что он пытался защититься от взгляда цыганки, который проникал ему в душу.

– Ты… Дети повсюду. – В голосе Марты звучало изумление. А потом она описала руками огромный круг, как будто слово «повсюду» было не настолько устрашающим само по себе.

Джонатан медленно повернулся к сестре и послал ей испепеляющий взгляд, словно говоря: «А ты не верила!»

– Она ничем нам не поможет в любом случае. Вернемся?

– Подожди, Джонатан. – Вайолет была не совсем удовлетворена. – Дай поговорить. Сколько детей, Марта?

– Может, десять. Может, сто. – Девушка безразлично пожала плечами.

Он закатил глаза.

– Ты вообще-то считать умеешь?

– Марта, сколько это? – Вайолет показала ей десять пальцев. – У него будет столько детей? Или, может, вот столько? – Она выбросила десять пальцев еще раз.

– Мне кажется, скорее всего, вот столько. – И Марта не меньше дюжины раз выкинула по десять пальцев.

– Прекрати! Прекрати немедленно! – Джонатан был поражен до глубины души.

А когда Вайолет рассмеялась, то Марта, почувствовав поддержку, продолжила выбрасывать пятерни, наслаждаясь произведенным эффектом. Десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, шестьдесят…

Джонатан кинул шиллинг в пустую чашку, – где тот покрутился несколько раз и, звякнув, лег на дно, – и резко направился к выходу из шатра, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Смех цыганки звенел у него в ушах.

А потом, вспомнив, что сестра не встанет без него со стула, тут же вернулся и, проявляя осторожность, помог ей подняться. Джонатан величаво повел Вайолет из шатра, подавляя желание закричать на нее.

– Спасибо, – нараспев поблагодарила она цыганок.

Джонатан прислонился спиной к карете и, скрестив руки на груди, повернулся к сестре.

– Почему мои переживания так развеселили тебя?

– Джонатан… Это просто… Из-за чего ты переживал? Настанет день, когда тебе нужно будет проявить заботу о ком-то. Почему не о детях?

Он потрясенно смотрел на нее, открыв рот.

Наконец Джонатан смог выговорить несколько слов. Хрипло, с трудом.

– Мне нужно проявлять… заботу? Заботу? Вы все так хорошо меня знаете? Ты действительно считаешь, что я живу, не заботясь ни о чем?

Вайолет вздрогнула.

– Извини. Пожалуйста, извини. О господи! Мне так жаль! Пожалуйста, не кричи. Я не собиралась доводить тебя до белого каления. Это все беременность – голова не соображает.

Джонатан замолчал и перевел дух. Сорвав с головы шляпу, он пригладил волосы, а потом снова надел ее.

– Ты так как-нибудь здорово промахнешься, если за каждый проступок будешь извиняться таким образом.

– Придумаю какое-нибудь другое извинение, – безмятежно пообещала она.

– А я извиняюсь за то, что накричал на тебя, – чопорно сказал Джонатан, потом наклонился к ее животу. – И перед тобой тоже извиняюсь. Я – неунывающий Редмонд, как говорят. Твой дядя Джонатан. Спроси любого.

– Это просто… Так не может продолжаться всю жизнь, Джонатан. Карты, балы, охота, скачки, этот низкопробный салон, который ты посещаешь. Нескончаемая легкомысленность. Ты действительно удовлетворен собой?

Он недоверчиво посмотрел на нее.

– Почему бы и нет, черт возьми? И да, я действительно удовлетворен собой. По крайней мере, я не делаю никому зла…

– Это еще как посмотреть. Вспомним, например, Марианну Линли.

– …и я молод. Мне нравится воспринимать жизнь такой, как она есть. Вот так все просто. И я не вижу вокруг себя никого, кто был бы счастлив в браке. Ты думаешь, мать и отец счастливы? Лайон – так тот вообще бесследно исчез после любовной истории. У меня перед глазами происходят только бунты, войны и сражения – и все во имя любви. А Марианна Линли приняла два разговора и два танца за мою к ней страстную привязанность. Но сначала она увидела, что я столько же танцев станцевал с леди Грейс Уэрдингтон, а ты знаешь, что молоденькие девушки думают о леди Грейс. Уверяю тебя, не было никакой привязанности, я к ней ничего не испытывал.

– Возможно, ты недооцениваешь свою притягательность.

Джонатан поразился.

– Это что… комплимент?

– Скорее, предостережение.

– На самом деле, меня больше всего интересует леди Грейс, если хочешь знать.

– Как и всех в этом сезоне. Тебя, значит, тоже?

Джонатан помолчал, потом слабо улыбнулся. «Я понимаю, что должен был бы», – сказал он тогда Томми под окнами герцога почти не совсем в шутку. Когда он сказал ей это, то еще не решил для себя, считает ли ее привлекательной. Она была шокирована, а потом по-настоящему развеселилась. Господи, как ему это понравилось! Какой бы дьяволицей девушка ни казалась, она держалась очень естественно.

– Леди Грейс интересна всем по очень простой причине. Для прочих девиц она является образцом, с которым они себя сверяют. Она всех их превратила в конкуренток, даже самых смиренных.

Такие девушки появлялись всегда. В каждый сезон.

Вайолет пожала плечами.

– Ну, если тебе нравятся такие штучки…

У этой штучки были голубые глаза, золотые волосы и лицо, как на камее.

Джонатан сухо взглянул на сестру.

– Кстати, почему ты сегодня такой крикливый и дерганый?

Он слегка запоздал с ответом.

– Мог бы о том же самом спросить у тебя. Отец не дал денег.

Молчание.

– О нет!

– Хуже того. Я должен жениться в течение полугода или, по крайней мере, обручиться. Иначе он вообще лишит меня всего. И жениться на достойной леди, как тебе это?

– О нет! – Теперь Вайолет была в ужасе.

Какую-то долю секунды он наслаждался сочувствием сестры.

– С чего бы это, Джонатан?

Он вдруг решил рассказать ей про клуб «Меркурий», про Клауса Либмана и про типографскую печать в цвете и, может, даже про Томми де Баллестерос, но потом почему-то подумал, что глаза у сестры станут равнодушными и оживятся только на последнем пункте.