Анна Пейчева - Великая княжна. Live

В серо-зеленых, царственно непроницаемых глазах, доставшихся Екатерине от прапрадедушки Николая Второго, сегодня плескались горечь и гнев.

Великая княжна невесело усмехнулась. Гнев – какое своевременное чувство. Джим прямо в точку попал, расставшись с ней 28 февраля. Ведь 29-го, раз в четыре года, вся страна празднует День Гнева.

Традицию ввел как раз-таки прапрадедушка Николай Второй – после страшной швейцарской революции 29 февраля 1904 года. Тогда закачались все европейские троны – от Адриатики до Ла-Манша. Монархи десятка стран с ужасом следили за тяжелым рождением коммунистического государства. Вековые устои процветающей страны ломались как спички под давлением обезумевшей «власти рабочих и фермеров». Точнее, работниц и фермерш.

Идейный вдохновитель восстания, невзрачный с виду, но обладающий дьявольским умом уроженец российского города Симбирска сумел сыграть на самом сложном инструменте – женском характере. В любой точке земного шара обязательно найдутся вечно недовольные всем вокруг женщины. Наверное, даже в раю изредка попадаются особо придирчивые души, капризно поджимающие накрашенные губы и цедящие что-то вроде: «Ах, так это и есть ваш хваленый рай? Вообще-то я думала, что в приличных местах амброзию водой не разбавляют».

Обнаружились таковые брюзжащие гражданки и в благополучной Швейцарии. Вроде и законы были здесь вполне справедливыми, и парламент регулярно переизбирался, и разделение на самостоятельные кантоны всех устраивало. Но упертый симбирец таки уколол швейцарцев прямо в ахиллесову пяту.

Напирая на то, что его мать имеет европейские корни, а значит, и сам он вполне может быть родственником любого гражданина Швейцарии, так что искренне желает им самого лучшего, симбирец – не без помощи супруги – начал вести подрывную работу на воскресных рынках, где хозяйки закупали продукты, а также возле высших женских курсов, где девушки учились на воспитательниц и гувернанток. Симбирец задавал собеседницам простой вопрос: «Все ли вас устраивает в вашей жизни?» Ответом, разумеется, почти всегда было «нет»: и цены на молоко высоковаты, и хороший шелк винного цвета не найти, и портниха совсем обнаглела. Симбирец понятливо кивал и подсказывал: все проблемы – и плохая ткань, и обнаглевшее молоко – от неправильного руководства страной. Нужно всего лишь сменить государственный строй, чтобы они, женщины, могли сами выбирать своих руководителей и полноценно участвовать в жизни государства, и все сразу наладится.

Дальнейшее развитие событий в Швейцарии сильно напоминало классическую библейскую историю про дегустацию яблока. Некоторые современные Евы не растеряли умения убеждать своих мужей в том, что сумасшедшая идея только на первый взгляд кажется неудачной.

Одним словом, сначала сдались мужья, а потом действующее правительство Швейцарии. Коварный симбирец добился цели и возглавил процветающее государство. На этом райское житье-бытье в государстве закончилось.

Немецкий, французский, итальянский языки, на которых свободно говорили граждане до революции, отменились официальным постановлением. Вместо них ввелся один упрощенный, так называемый «швейцарский язык» – на основе латинского. Женщинам действительно дали избирательное право – забрав при этом молоко: все коровы стали государственными. Вместо шелка винного цвета им теперь предлагали исключительно грубый некрашеный хлопок, а портнихи и вовсе перестали шить, готовясь в депутаты. Да, женщины получили мужские права. Но и обязанностей по уходу за домом и детьми с них тоже никто не снял. Двойная нагрузка вместо облегчения! Евы опомнились, схватились за головы, но было уже поздно.

За головы хватались и соседи Швейцарии. Большинство стран в результате неожиданной революции потеряли свои золотовалютные запасы, хранившиеся в швейцарских банках. С европейских прилавков исчезли знаменитые швейцарские сыры, часы и карманные ножи. На веселой мозаичной карте Европы, в самом центре ее, образовалось черное пятно. Примыкающие к пятну страны – Германия, Италия, Франция, Австрия – срочно закрыли свои границы.

Император Всероссийский Николай Второй не спал две недели. Каждый час принимал все новые донесения о шокирующих событиях в Швейцарии. Просто невозможно было поверить, что весь этот хаос устроил его подданный, ссыльный симбирец, которого он по мягкости характера выпустил за границу. Тут уж не знаешь – то ли жалеть несчастную Швейцарию, то ли радоваться, что Россию миновала чаша сия.

«Хороший урок для всех нас», – промолвил в конце концов Николай Александрович и, может быть, прибавил еще «разрази меня гром», потому что он никогда не ругался матом. Сразу после этого государь подписал два высочайших указа: один об учреждении парламента, серьезно ограничивающего власть монарха; второй – о назначении 29 февраля, даты швейцарской революции, днем безнаказанного (это подчеркивалось особо) выражения любых накипевших чувств по отношению к российской власти в целом и императорской семье в частности. Злоба приветствовалась, раздражение поощрялось, недовольство вознаграждалось. Никаких гонений, никаких преследований, никаких негативных последствий. Полная неприкосновенность. Но только один раз в четыре года. В остальные тысяча четыреста шестьдесят дней принималась традиционная, скучная, обоснованная критика в установленном законом порядке. Все эмоции – в День Гнева.

Невероятно смелое и прогрессивное решение для тяжелой на подъем патриархальной Российской империи.

И оно привело к прекрасным результатам. Здоровая ирония со стороны императора по отношению к самому себе оказалась лучшим средством для погашения тлеющего народного возмущения. Котел с паром не взорвется и не убьет машиниста осколками, если оставить небольшое отверстие для выхода избыточного давления. Напротив, из смертельного оружия он превратится в двигательную силу целого поезда, стремящегося вперед.

Да и скучно обзывать кого-то дураком, если человек охотно соглашается и даже начинает с горячностью тебе же доказывать, что таких дураков, как он, свет не видывал.

Поглядывая на погрязшую в коммунизме Швейцарию, николаевскую традицию неукоснительно поддерживали и все последующие российские правители: Алексей Николаевич, Константин Алексеевич, а вот теперь и отец Екатерины, Николай Константинович.

Постепенно, далеко не сразу, митинги протеста как-то сами собой превратились в митинги поддержки императора. К началу двадцать первого века День Гнева больше напоминал День Восхищения монархом и его семьей. И Екатерина 29 февраля обычно выходила к народу с удовольствием.

Но только не сегодня.