Наталья Нестерова - Про девушку, которая была бабушкой

Ничто так не поднимает нам настроение, как планы благородных поступков. Свершать их, правда, необязательно. Ты уже получил удовольствие от планов, умилился свой доброте и человеколюбию.

Маленковская улица упирается в Русаковскую. На углу слева восточный ресторан. Когда-то в этом здании был кинотеатр «Молот», потом детский кинотеатр «Орленок». Сюда я бегала девчонкой на «Морозко», потом водила сына, потом он сбегал с уроков на «Бриллиантовую руку».

Мне нужно налево – к метро. Опять-таки вдоль череды ресторанов. Их кухня мне знакома, хотя я ни разу ни в одном не была. Доставка на дом. Данька перед прибытием заказывает: « Мам, чего тебе у плиты париться? Я закажу в японском суши и роллы (баварские колбаски – в немецком, чебуреки и плов – в среднеазиатском)». Только никогда не заказывает в ресторане на месте «Орленка». Затрудняюсь сказать: ресторанная еда – свидетельство заботы сына или неприятие моей стряпни. Скорее все-таки первое: толстой одышливой маме не идти за продуктами, не стоять у плиты.

Сокольническая Слободка – следующая улица, параллельная Маленковской. Когда-то мы здесь с сыном гуляли, и я рассказывала ему про древние Сокольники, про просеку, вырубленную в лесу, где стояли избы сокольничих, тренировавших птиц для царской охоты, называла имена любимых соколов русских царей… Дальше на северо-запад через речку Яузу – Преображенское, мы туда доходили. Это уже времена Петра Первого, самого неоднозначного из русских правителей, реформатора и душегуба похлеще Ивана Грозного или Сталина. Русская история, в отличие от русского фольклора, изобилует драматичными, неоднозначными в оценках событиями и персонажами.

На углу Сокольнической Слободки и Русаковской улицы (название не имеет отношения к лесным зверятам, улица названа в честь И. В. Русакова, врача и революционера, погибшего при подавлении Кронштадтского мятежа) стоит высокий дом, в тридцать с лишним этажей, имеющий собственное имя, точно поместье в Англии, – Дом в Сокольниках. А мой дом почти рядом, в восьмистах метрах, он дом где? На Марсе? Мой дом – с маленькой буквы. А этот гигантский коренной зуб – с большой. «Зуб» в народе прозвали «Дом с подносом» или «Шляпа» – из-за плоской крыши высоко в небе.

Лет пятнадцать назад жители нашего микрорайона выходили на митинги (я, конечно, не выходила), собирали подписи против строительства этой высотки, я расписывалась во всех челобитных, что приносила Светлана Ильинична, и просила включить в перечень пунктов «против» – «ЭТО СТРОЕНИЕ ЗАКРОЕТ НАМ НЕБО!» «Что им небо, – отвечала старшая по дому, – когда такие бабки. Надо напирать на старые коммуникации». Хотя небо – это очень важно. Раньше мы выходили из парка Сокольники, шли по аллее и перед нами был простор. А теперь перед глазами торчит здание гостиницы за скромным павильоном метро, на противоположной стороне Русаковской. Точно гнилой зуб. Стоматологическая обстановка: клык Дома в Сокольниках и кариозная гостиница, справа от которой скромнеет каланча старейшей московской пожарной части, когда-то самое высокое строение в округе.

Так называемая «точечная застройка» в старых районах Москвы кажется мне чем-то крайне нескромным и пошлым. Словно в группу бедных, плохо одетых тружеников затесался разнаряженный нувориш. Применительно к Дому в Сокольниках – это напомаженный Гулливер среди занюханных пигмеев. Стыдно! Русская интеллигенция всегда стыдилась своего богатства и нищеты народа, видела свое предназначение в борьбе за просвещение и счастье угнетенных. Интеллигенция советская в перестроечные времена утратила это качество и рванула в «новые русские» – в необуржуазную, с уголовным душком прослойку.

Наш пролетарский классовый гнев отчасти пригасает, когда между самими новорусскими строениями происходят конфликты. На Сокольнической Слободке стоит дом, один из первых суперэлитных в нашем районе. Не поверите, как называется, – Эгоист. Ни много ни мало вызывающе нахально и непристойно.

Любовь Владимировна, мать Маши, однажды пришла ко мне обескураженная. Она зашла в «Эгоист», спросила, «почем» квартиры.

– Тридцать шесть миллионов, Александра Петровна! Это сколько?

– Нисколько, – ответила я. – Сумма для нормальных порядочных людей смысла не имеет.

Так вот. Когда Дом в Сокольниках взлетел в облака, он закрыл «Эгоисту» небо. «Эгоисту» – эгоистово! Люби себя до невозможности трепетно в тени.

Антибуржуазность, антимещанство, неприятие меркантильных капиталистических ценностей и утех, сохранившиеся у горстки престарелых советских интеллигентов, к которой я себя отношу, имеют свойство растворяться и превращаться в натуральный конформизм, когда речь заходит о детях и внуках.

Данька хочет жить в Сокольниках. Потому что здесь мама – конечно, причина, но не будем столь уж обольщаться. Данька вырос в Сокольниках, он знает в парке каждый уголок, едва ли не каждое дерево или куст. Это его родина и лучший район Москвы. Данька задумал купить квартиру в Доме в Сокольниках.

Мы там были. Шлагбаум, охрана, вход по пропускам. Стеклянные раздвигающиеся двери (в моем подъезде – металлические, гаражные). Вестибюль с живыми деревцами в кадках, кожаный диван и кресла, напротив них, за стойкой, консьерж в костюме и при галстуке. Лифт зеркальный, то есть все его стены – зеркала. Впечатляет.

Катю восхитило обилие отражений:

– Меня тут так много! И тебя, бабушка, тоже! И мамы с папой!

Из лифта выходим в небольшой холл. На стене картина, пошловатая, честно говоря, репродукция «Утро в сосновом бору» Шишкина, столик и два кресла. Кто тут сидит? Челядь, прислуга, ждущая по утрам позволения войти в апартаменты и приступить к обязанностям? Направо и налево две стеклянные двери. Налево две квартиры, поясняла Маша, по двести квадратных метров, если не больше. Нам – направо. Маша непривычно возбуждена, многословна. Она говорит, что тут, в отдельном, изолированном, но не маленьком предбаннике, прилегающем к ста сорока метровой квартире, можно развесить по стенам Катькины рисунки и поставить напольные вазы или корзины с сухоцветами. Маша увлечена созданием композиций из сухих цветов. Данька тоже взволнован, но прячет свои эмоции за бурчанием: «Эти твои пылесборники!»

Квартира, которую они собираются купить, была неприглядна, если не сказать, что напоминала помещение, где преступники держат заложников, а если выкупа не поступит, то заложников можно легко прикончить. Громадная серая, унылая пустая бетонная коробка. Владельцы не делали ремонт, потому и цена, считают Маша и Даня, приемлемая. Зато тут три стояка! Оказалось, это водопроводно-канализационные подводки. Один – для кухни, два – для ванных и туалетов. Трем человекам не обойтись без двух туалетов и ванных? Ребята ходили по бетонной крошке, и градус их энтузиазма повышался, а мой сходил на нет. Во сколько выльется превратить этот склеп с видом на Сокольническую Слободку и Русаковскую улицу? Возвести стены, сделать пол и потолки, оштукатурить, покрасить, двери установить, сантехнику… Я не спрашивала о стоимости. Я поняла, что и для первого взноса им не хватает, а потом ипотека (на двадцать лет!) под залог моей и Любови Владимировны квартир.