Наталья Костина - Привет. Это я

– На, – моя кормилица выложила на стол половинку батона. – Питайся. А то на тебя уже смотреть страшно… чисто глодь кактусовая!

Я худая от природы. У меня тонкая кость, и поэтому, когда в запале творчества я забываю поесть несколько дней подряд, то становлюсь совсем тощей. К тому же природа не наградила меня ничем выдающимся ни спереди, ни сзади, не то что Татьяну – той отсыпали щедрой рукой. Все это, вкупе с ее замечательной общительностью, немало способствует тому, что Танюха везде нарасхват – на любой тусе она в числе самых заметных. Так же легко на ее прелести ловятся желающие поиметь молодую, красивую и наивную дурочку, под которую она косит в Сети. Они-то и водят ее в ресторации. Прежде чем раскрыть свое истинное лицо прагматичной и неглупой особи женского пола, она успевает поесть, потанцевать, а иногда даже раскрутить ухажера на такси. Некоторым из них Танька в обличии прожженной стервы так нравится, что они готовы пойти за ней на край света – но… На мой памяти она еще ни разу не сказала: знаешь, Белка, а вот это – мое… Может быть, она боится долговременных отношений, но скорее, к выбору партнера действительно нужно подходить серьезно. Но, если уж говорить начистоту, сама я почему-то не могу устраивать такие смотрины. Причина первая и основная: я люто ненавижу общепит, пустые тёрки, и людей, от которых хочется сбежать не через полчаса, а сразу же. Поэтому большую часть свободных вечеров я просиживаю дома. Ну, и, конечно, во-вторых: учеба дается мне далеко не так легко, как соседке – Танька ваяет свои курсухи на одном дыхании, да и вообще не тратит много времени на занятия. Я же обычно переделываю все по многу раз… хотя добиваться совершенства в проходной работе – все равно что стрелять из пушки по комарам. Мои бессмертные опусы никто толком и читать-то не будет, да этого и не нужно… мировой кинематограф не собирается снимать по ним блокбастеры. Я учусь на сценарном, а моя соседка – будущий журналист-телевизионщик. Для непосвященных это все звучит весьма престижно и завлекательно, а на самом деле мы, выпускники «кулька», скорее всего, осядем где-нибудь в районном Дворце пионеров, да и то в лучшем случае. Хотя я и не на контракте, как Татьяна, а умудрилась поступить на одно из трех бюджетных мест, я не питаю относительно своей персоны никаких иллюзий. Стихи и рассказы – это, конечно, хорошо… и на фиг никому не нужно. А сочинять женские романы с обилием огромных фаллосов и крутых бедер, а также сценарии к мыльным операм… Конечно, можно морщить нос, как будто от этого занятия воняет помойкой, но на самом деле мы все об этом только и мечтаем. О нормальной работе, больших тиражах и таких деньгах, которые не заканчивались бы в первые три дня после получения. Однако попасть в обойму тех, кто лепит всякие постельные и прочие страсти-мордасти совсем непросто. Я уже раз двадцать посылала свои бессмертные творения в редакции, начиная от центральных и заканчивая совсем захудалыми, и на всякие конкурсы, но пока мне еще нигде не обломилось ничего крупнее почетного третьего места и подписки на журнальчик, который помер недоношенным, не дожив и до полугода. И, хотя моя зачетка буквально пухнет от отличных оценок, максимум что мне светит после получения диплома – это кропать сценарии утренников для детских садов своей шахтерской родины. А теперь, ко всем своим неприятностям, я кажется, еще и влюбилась. Именно поэтому я до сих пор таращусь в экран… хотя даже не видела героя своих грез живьем. Вполне возможно, за его обаятельными вихрами и живыми глазами прячется какой-нибудь выпендрежник-баунти… или такой же антистиллер, как и я сама. Впрочем, последнее меня пугает меньше всего. Хуже, если это какой-нибудь клубень, переписывавшийся со мной только по случаю гриппа, а теперь вернувшийся к своему обычному тусовочному образу жизни… да и вообще, наверное, пора бросить все это. Даже если этот чел реальнее всех живых, у меня нет шансов… со мной никогда не знакомятся на улице, от моделей у меня только рост и немереная худоба, а вот выглядеть и одеваться клубнично, так как моя соседка, я не буду никогда. В мою пользу только то, что я умею общаться… к сожалению, почти всегда на уровне компа. Когда кто-то разговаривает со мной, так сказать, вживую, меня клинит… я мямлю или брякаю совсем не то что надо, а потом грызу себя за то, что могла бы… могла бы… ну почему я такая?!

– Ну, чего, захомячила? Свет гасим?

Танька надела свою смешную пижаму с медведями и заплела косу, отчего стала похожа на пятнадцатилетнюю девчушку. А я, оказывается, до сих пор сижу перед экраном, и машинально доела все, что было в коробке. И хлеб схарчила тоже. И так задумалась, что не заметила, как вымакала подливу… и оливки проглотила… и не почувствовала вкуса! Конечно, нужно ложиться спать… Не знаю как Таньке, но мне завтра на первую пару… хотя можно и не ходить. Наверное, я так и сделаю. Препод не троллит нас, и не пишет докладные о прогульщиках в деканат. И нужно, наконец, сделать эту чертову курсовую – или хотя бы начать…

– Ты куда?

– Не спится что-то… пойду валерьянки выпью…

Муж грузно поворачивается на другой бок, а я нашариваю тапки, тихонько прикрываю дверь и, стараясь не хлопать каблуками по лестнице, по-мышиному пробираюсь в кухню. На всякий случай я не включаю люстру – огромная стеклянная стена кухни полукругом выходит в сад, а оттуда свет легко можно заметить через такие же, сплошь стеклянные от пола до потолка окна второго этажа. Идиотская планировка – помимо того, что свет мешает спать, зимой у нас вечно холодно, а летом, если не включать на полную мощность систему кондеев – нестерпимо жарко, словно в огромной оранжерее. Но мужу нравится – современно, модно, красиво – и не так как у всех. Конечно, это не он стоит у плиты в самое пекло!

С ночного неба на меня равнодушно взирает тусклый обломок луны. Толку от его присутствия никакого, и я распахиваю дверцу микроволновки. При свете ее лампочки достаю из заранее оставленного здесь портфеля ноутбук, и нетерпеливо втыкаю его в розетку. Мои руки дрожат. Я целый вечер притворялась такой, какой была последние десять лет нашего брака: уравновешенной, спокойной и рассудительной. То есть вполне неживой.

«привет, зайка. где ты была? уже вечность тебя жду»

Пальцы бегают по клавишам почти так же быстро, как произносятся слова:

«не могла вырваться»