Маргарита Коровина - Санта-Матрешкино – 2, или Какая же ты, Маргарита?

Я забралась под одеяло, предварительно уложив котенка на меховую шапку поближе к печке. За окном тихо падал снег, потрескивали догорающие угольки… Было хорошо и тихо. Но недолго. Около моей избушки замелькали огни автомобольных фар, и через минуту заверещал звонок. Я тихо вылезла из постели, надела халат и подошла к входной двери. Много лет назад я упросила Влада врезать рядом с дверью маленькое окошко. И сейчас с удовлетворением разглядывала сквозь это окошко виноватую физиономию Севочки. И огромный букет лилий, который он держал в руке.

Открывать или нет – вот в чем вопрос? Проблему с кормлением кота я уже решила. Тогда зачем мне сейчас мой поклонничек нужен? Придется поить его чаем, потом, естественно, ему захочется любви… А мне? Я не любительница внезапно нахлынувших страстей…

Не знаю. Может, пойти обратно под одеяло и притвориться, что крепко сплю и ничего не слышу? Неудобно как-то. Человек примчался ко мне за тридевять земель, бросив свои дела, а я его впускать не хочу… Ну да, не хочу, а что поделаешь? Но придется, иначе моя совесть (порядком привядшая благодаря Любочкиной воспитательной работе) меня загрызет.

Я включила в прихожей свет и открыла дверь. Севочка несмело мялся на пороге.

– Заходи, раз пришел, – приободрила его я.

Он вошел, протянул мне лилии, умильно глядя мне в глаза.

– Извини, Риточка, я был неправ.

– Да.

– Что да? Ты меня извиняешь?

– Нет, подтверждаю, что ты был неправ.

Он вздохнул и продолжил покаянную речь:

– Я не хотел тебя обидеть… Просто ты так редко звонишь мне сама… Вот я от радости и не соображал, что делаю.

– Севочка, право слово… Тебе ведь не шестнадцать лет, чтобы голову терять…

– Знаешь, Риточка, – он грустно вздохнул, – я ведь говорил тебе, что люблю тебя, да?

– Ну, да.

– А ты мне не веришь?

Я пожала плечами и пошла в комнату. Севочка шел за мной.

Странный он. Ну какая может быть любовь в нашем возрасте? Нет, я, конечно, читала, что любви все возрасты покорны, но, когда прибавляются года, убавляется интенсивность чувств. И на место юношескому безумию приходит взвешенное сексуальное влечение, подкрепленное общностью интересов и воспитания. И терять голову из-за звонка своей… подруги, мне кажется немного неуместным. Un peu ridicule, как говорят французы.

Я поставила лилии в большую стеклянную вазу и повернулась к поклоннику:

– Чаю хочешь?

Севочка кивнул. Я вздохнула и пошла на кухню. Поклонничек тенью следовал за мной.

После чаепития, обсуждения кошачьих проблем и осмотра Владова подарка Севочка, естественно. перешел к поцелуям и прочим нежностям. Я решительно отстранилась. Не дай бог, он решит, что ко мне можно являться, как только ему этого захочется! Я вовсе не жажду быть игрушкой в руках мужчины, даже если он утверждает, что любит меня, как Ромео Джульетту.

Севочка насупился:

– Все еще обижаешься?

– Нет, – спокойно ответила я и улыбнулась. Он обескураженно замолчал, – я думаю, тебе лучше поехать домой…

– Риточка, извини меня, идиотку… – Любочка влетела в комнату и растерянно замерла. Сцена была весьма красноречивой: я в халате, рядом со мной смущенный и стремительно краснеющий поклонник, – ой, я не знала… Простите. – Любочка начала пятиться к двери.

– Все нормально, сестричка, Всеволод Михайлович уже уходит, – с видом великосветской львицы произнесла я и повернулась к Севочке, – до свидания, Всеволод Михайлович.

– До свидания, Маргарита Алексеевна, – обреченно пробормотал он и вышел.

Заурчал мотор машины, мелькнул свет фар, и снова стало тихо. Я повернулась к Любочке:

– Надеюсь, ты не будешь утверждать, что не видела его машину?

– Нет… То есть, да… Я ее видела, но думала, что это к Валере кто-то приехал. У него Лексус, да?

– Не знаю. Что-то блестящее и большое.

– Ну, ты даешь! – начала Любочка и осеклась. Потом продолжила, как ни в чем не бывало, – извини меня, еще раз. Ты, как всегда была права, насчет этого олуха Пашки.

Я холодно молчала. Сегодняшний вечер извинений показался мне несколько длинноватым. Любочка помялась немного и попросила:

– Можно я у тебя на ночь останусь? А то уже поздно…

Я кивнула:

– Оставайся. Ужин себе сама приготовишь.

– Ага, – ответила Любочка и ушла на кухню.

А я отправилась в постельку.

Через полчаса сестрица втиснулась в мою комнату с огромным подносом в руках. На нем возвышалась горка блинов, благоухала селедочка в маринаде и исходил паром чайник с крепко заваренным чаем. Вот момент, ради которого стоит жить!

Я села на постели и позволила Любочке налить мне чайку и завернуть пару кусочков селедки в сладкий блин. Конечно, сейчас она начнет делиться со мной подробностями своих отношений с господином Петровым, но в компании блинов я готова выслушивать все, что угодно.

– Нет, ты только представь, – начала сестрица…

– Марго, слушай, я был неправ, – ворвался в комнату Влад.

Ну вот, прощайте, блины. Прощай, селедочка. Я засунула себе в рот то, что еще держала в руках, а дальше просто пассивно смотрела, как братец уничтожает мое угощение и допивает мой чай.

– Так, вот, Марго, – продолжил Влад, дожевав последний блинок, – я приехал домой и позвонил папе. Рассказал ему о моем подарке. Ну, и он устроил мне форменную головомойку. Что с моей стороны очень некрасиво подсовывать тебе животное, которое, я знаю, ты не любишь. И если я хочу сделать доброе дело, то должен делать его своими руками, а не твоими. И так далее, и тому подобное. В общем, он меня убедил, и я приехал забрать Корнелиуса.

– Какого Корнелиуса? – изумленно вытаращилась на меня Любочка.

– Вот этого, – я махнула рукой в направлении печки, около которой спал котенок.

– Ой, какая прелесть! – заверещала Любочка, – Владик, можно я себе его заберу? Пожалуйста.

Влад решительно покачал головой.

– Я обещал папе, что буду заботиться о нем самостоятельно.

– Подожди, дорогой, – я решила, что должна восстановить статус кво, – насколько я помню, ты мне его подарил, да?

– Да, но это была ошибка.

– Поздно. Отбирать подарки – это верх невоспитанности, – сурово продолжила я, – и кота зовут не Корнелиус, а Мурзик.

Влад смотрел на меня, как на восьмое чудо света.

– Марго, что с тобой? Ты заболела? Зачем тебе этот зверь?

– Чтобы заботиться о нем и любить его.

Теперь изумление было и в глазах Любочки.

– Но ты ведь не любишь животных!!!

– Животных не люблю. А Мурзика люблю. Он стал мне роднее всех, после того как я битый час его молоком из пипетки кормила. Все. Разговор окончен. Спокойной ночи, – и я повернулась к стенке, демонстрируя нежелание продолжать разговор.

– Все-таки ты гадина, – прошипела мне в спину Любочка, – я не буду у тебя оставаться. Владик, отвези меня домой.