Светлана Чарная - Налог на счастье

Лариса вышла после душа, но какая-то бледность залила ее лицо. Тени, залегшие под глазами, как-то враз сделали ее уставшей, будто бы без сна она была не только ночь в поезде, а очень долгое время.

– Лара, ты может отдохнешь, а я схожу погуляю. Ты как-то выглядишь не ахти. Или душ на тебя плохо влияет. До него ты мне нравилась больше.

– Время, конечно, хороший лекарь, но фиговый косметолог.

Лариса Ивановна Журавская вдруг вспомнила тот день, когда пришла в себя. Вернее, день это был или полдень или вечер, она не помнит. Она попыталась пошевелиться, но показалось, что тысячи маленьких игл и иголочек впиваются в тело. И, казалось что нет на теле того места, в которое они не впивались. И еще все-все тело было таким свинцово-тяжелым, будто похоронено под огромной плитой.

– Пришла…

«Чей голос, кажется свекрови… Да нет, какой-то хриплый, будто не ее. И куда я уходила, что они говорят пришла. Я же с Витькой и двумя своими детьми уехала к друзьям. Только не помню побывала я в гостях или нет. Что-то я вообще ничего не помню.

– Да, пришла, подтвердил мужской голос.

– А куда я уходила? – попыталась спросить Лариса, но ей показалось что и голос существовал отдельно от нее. Да и на голос не походил, а на какой-то безжизненный шелест губами. Но все-таки ее поняли, ей ответили.

– Ты пришла в себя… А дальше она увидела что-то белое и снова провалилась, как ей показалось в сон. И снилось, будто она гуляет по радуге. Вот спокойно минула красную полосу, вот пошла по зеленой, вот показалась фиолетовая полоса. И вдруг где-то в вышине показалась черная полоса. Да как же так, ведь на радуге нет черной полосы. Но она, Лариса, легко шагнула на эту полосу и пошла. И показалось, что она шла и шла по ней бесконечно, беспрерывно. Какая большая же эта черная полоса! Когда же она кончится? И она кончилась также внезапно как и началась. И Лариса проснулась. И снова почувствовала свое чугунное тело, и сотни иголок вонзились в него. Она попыталась сфокусировать свой взгляд на всем что ее окружает. Да, точно, свекровь, будто постаревшая на добрую сотню лет, какой-то человек в белом халате, рядом – женщина тоже в белом халате. А где же Витя? И вообще, они были в гостях или нет?

– Где Витя? – прошелестел безжизненный голос.

Свекровь только застонала. Даже завыла как раненый, тяжелораненый зверь, которого не добили. И от этого стона Ларисе вдруг сделалось очень, до жути холодно. Как будто ее одну, голую вышвырнули из теплого дома в слякотную позднюю осень, навстречу ледяному ветру и дождю.

Свекровь завыла еще сильнее. И какой контраст – под белым халатом черное одеяние.

– Вот так, Поленька, я даже не знаю когда, но не в тот день как пришла в себя, поняла, что муж мой как и старший сын Артем больше ко мне никогда не придут. А еще страшнее то, что я их даже не провела в последний путь.

– Ну, давай пить кофе, – вздохнула Лариса после своей исповеди…

Полина могла только кивнуть. Горло сдавило спазмом. Слез не было. А лучше пусть они бы были! Поплачешь и на душе легче. А так. А так просто дышать невозможно. Даже кофе и тот не проглотишь. Какой-то горький, обжигающий спазм. Бывает такое состояние, когда страх парализует волю. Но здесь-то не страх, страха-то никакого нет. И кто же мог подумать что эта хрупкая женщина пережила такую трагедию, и после этого смогла выжить, мало того, может жить, смеяться, приехать на отдых.

– Опять на тебя столбняк напал? Да, боюсь придется весь отдых мне тебя расшевеливать…

Ресторан, расположенный прямо на берегу моря имел форму ракушки и сиял словно жемчужина. Полина почему-то сразу вспомнила рассказ Я.Мавра «Слезы Туби». Это был рассказ о маленьком цейлонском мальчике, который нырял на дно Индийского океана и добывал жемчуг для господ. И погиб, став жертвой акулы. И с тех пор если внутри ракушки нахордится жемчужина, значит это слезинка Туби. Также на памяти Полины был и тот факт, когда учительница белорусского языка – «синий чулок» – Мария Константиновна с горечью вздохнула, будто Туби был ее сыном и сказала:

«Дзеци, памятайце, дзе багацце там гора. Яно несумяшчальна са шчасцем».

Тогда Полина не задумывалась над сказанными словами.

– Нет, ты все-таки газ или тормоз? Если первое – газуй за свободный стол!

Итак, две красивые женщины заказали розовое шампанское, мидии в тесте да десерты.

– Ларочка, ты сегодня виновница своего торжества, и хоть я тебя совсем мало знаю, хочу выпить за твои…надцать.

– Солнышко, можно я тебя все-таки поправлю, хоть тосты надо принимать целиком и не на йоту не поправлять? Я хочу выпить за мой данный, настоящий испеченный возраст. Потому что с годами я стала где-то мягче, теплее или терпимее и мудрее.

– Этого не может быть, потому что с годами мы делаемся жестче, расчетливее и циничнее.

– Все-таки, давай сначала выпьем, а потом поговорим на эту тему.

– Девоньки, я так понял, что тут кое у кого личное торжество. И с нетерпением ждал когда же вы опустошите бокалы. И хочу подарить тост даме, довольной своим возрастом. Это не так часто приходится слышать. Может он покажется длинноват, прошу набраться терпения и все-таки мужественно выслушать до конца. Тосты ведь не каждый день говорятся.

В одном ресторане огромный банкет. Виновнице торжества исполнился полтинник. И ее муж толкает речь: «Моя дорогая женушка, мы сейчас пьем не за твои двадцать лет, когда ты была похожа на первый распустившийся весенний цветок, мы пьем не за твои тридцать лет, когда ты была похожа на первые брызги шампанского, мы пьем не за твои сорок лет, когда ты была похожа на четырехзвездочный коньяк, а мы пьем за твои пятьдесят лет, когда ты стала похожа на кислые ленивые щи…» Жена трогательно расцеловала мужа. И когда все выпили, она взяла ответный реванш: «Мой дорогой и горячо любимый муженек. Мы пили не за мои двадцать лет, когда я была похожа на распустившийся первый весенний цветок, хотя первым сорвал его не ты. Мы пили не за мои тридцать лет, когда я была похожа на игристое шампанское, от которого тебе оставались только брызги. Мы пили не за мои сорок лет, когда я была похожа на четырехзвездочный коньяк хорошей выдержки, который ты всегда делил на троих. А мы пьем за мои пятьдесят лет, когда я стала похожа на кислые ленивые щи, и хлебать их до конца своих дней придется только ТЕБЕ!»