Шэрон Кендрик - Красавица с характером

– Почему бы тебе не пойти работать, как обычному человеку? – скривил губы Коннел.

– Но я… – мрачно призналась Эмбер, – пыталась несколько раз найти работу, но безуспешно. Конкуренция велика, а у меня нет тех качеств, которые требуют работодатели.

– Правильно, – вдруг согласился Коннел, – вызывающее поведение обычно не нравится начальникам.

Эмбер вздохнула.

– Дела совсем плохи, Коннел. Не могу дозвониться до отца, кредитная карта заморожена, и я не могу даже купить… еду, – закончила она драматически.

– Зато продолжаешь курить. – Он тряхнул головой и прищурился. – Не отрицай. От тебя пахнет табаком до тошноты. Отвратительная привычка, которую ты должна бросить.

Эмбер с трудом подавила приступ злости и согласно кивнула – пусть верит во что хочет.

– Конечно, брошу, если ты мне поможешь, – слабо пробормотала она.

– Правда?

Прикусив нижнюю губу и широко распахнув глаза, Эмбер одарила его честным взглядом:

– Конечно.

– Не знаю, можно ли тебе верить, но хочу сразу предупредить: если думаешь меня обмануть, лучше сразу уходи. Однако, если ты действительно решила исправиться, можешь на меня рассчитывать. Хочешь, чтобы я помог тебе, Эмбер?

Собрав всю силу воли, Эмбер нашла силы покорно кивнуть.

– Ладно, тогда поднимемся в кабинет, и я решу, что с тобой делать, – сказал он и, оглянувшись на секретаршу, подмигнул ей – Эмбер была почти уверена в этом. – Серена, не соединяй меня ни с кем.

Кабинет Коннела Девлина выглядел совсем иначе, чем Эмбер представляла. Он не был вызывающе броским или вульгарным, как можно было бы судить по приемной. Вместо этого она оказалась в красиво обставленной комнате с большими окнами, смотрящими на улицу и в прекрасный ухоженный сад. Покрашенные в устрично-серый цвет стены создавали нейтральный фон для многочисленных картин. Эмбер с удивлением огляделась вокруг – она словно попала в картинную галерею. Коннел явно отдавал предпочтение современной живописи, и Эмбер с неохотой признала, что он обладал отменным вкусом. Письменный стол с закругленными углами напоминал произведение искусства. В углу кабинета Эмбер заметила скульптуру обнаженной женщины и быстро отвела взгляд, настолько эротичной была ее поза, с рукой, прикрывающей грудь.

Коннел внимательно наблюдал за Эмбер и прищурил глаза, как только она повернулась к нему. Он кивнул на стул, предлагая сесть, но Эмбер была слишком возбуждена, чтобы спокойно выдержать его насмешливый взгляд.

«Пора вернуть привилегии, – решила она, – проявить слабость, вызвать сочувствие». Он достаточно богат, чтобы оставить ей квартиру до тех пор, пока отец не вернется из ашрама. Эмбер подошла к окну и выглянула на улицу: две школьницы проходили мимо, жуя жвачку и весело болтая. Она испытала мгновенное чувство зависти к их беззаботной, легкой жизни.

– Я не собираюсь тратить на тебя весь день, – предупредил Коннел. – Давай перейдем к делу. Не пытайся добиться снисхождения, хлопая длинными ресницами или изображая девочку из монашеского приюта, – на меня это не действует. Вот что я скажу: ты не получишь денег, если я не получу кое-что взамен. Не рассчитывай, что будешь жить в квартире, которая слишком велика для тебя.

Если единственная цель твоего неожиданного визита – пробудить во мне жалость и получить денег, ты напрасно тратишь время.

На минуту Эмбер лишилась дара речи: она не помнила, чтобы кто-то разговаривал с ней в таком тоне. Первые четыре года жизни она жила как принцесса во дворце, а после того как родители расстались, в одно мгновение очутилась в эпицентре кошмара, продолжавшегося десять лет. После гибели матери в автокатастрофе она снова вернулась к отцу, разрушив при этом его брак с очередной женой. Все ходили на цыпочках вокруг нее. Никто не знал, что делать с несчастным, озлобленным подростком, и меньше всего она сама. Пси хологическая травма лишила ее уверенности и снизила самооценку. Эмбер стала агрессивной и непредсказуемой, однако быстро поняла, что может легко манипулировать людьми. Стоило только жалобно скривить губы, все бросались ей на помощь. Эффективным был и другой способ привлечь внимание: настойчиво ковырять носком ботинка ворс ковра и рассматривать его рисунок, словно ища разгадку тайн вселенной. Ее желания немедленно исполнялись.

Однако у нее были серьезные подозрения, что Коннел Девлин видит ее насквозь и легко угадывает притворство. Его синие глаза были слишком умными и проницательными. Под пристальным взглядом ей вдруг почудилось, что он читает ее мысли, и они ему не нравятся.

– Как же мне выжить? – Эмбер подняла руку, и бриллиантовые часы блеснули на запястье, как солнечный луч на воде. – Неужели придется закладывать те немногие драгоценности, которые имею?

Усмехнувшись, Коннел театральным жестом схватил из воздуха невидимую скрипку и заиграл, но тут же опустил большие руки и спокойно взглянул на нее.

– Избавь меня от жалостливых историй, Эмбер, – попросил он, – лучше попробуй объяснить вот это.

Он открыл большой коричневый конверт и высыпал содержимое на стол. Эмбер с удивлением уставилась на пачку фотографий и журнальных вырезок.

– Где ты их взял?

Словно опасаясь заразы, Коннел брезгливо поморщился:

– Твой отец передал мне.

Эмбер знала, что ее имя часто упоминается в колонках светских сплетен и в украшавших полки супермаркетов глянцевых журналах о знаменитостях. Некоторые заметки она читала, некоторые нет, однако до сих пор не догадывалась об их числе. Перед ней развернулась история ее жизни в картинках: фотографии лежали перед ней, как раскиданная колода карт. На снимках она входила и выходила из клубов и ресторанов, с выставок и модных показов. Ее платья выглядели слишком короткими, а выражение лица капризным. Вспышки фотокамер одновременно пугали и радовали ее. Она наивно утешала себя мыслью, что кому-то интересна ее жизнь, иначе она считала бы себя невидимкой. Но, с другой стороны, она казалась себе бабочкой, по ошибке залетевшей в обитель коллекционера, иголкой приколовшего ее нежные крылышки к бумажной этикетке…

Взглянув на Коннела, Эмбер безошибочно прочла осуждение в глубине темно-синих глаз. «Не смей показывать ему слабость, – приказала она себе, – не давай в руки такого оружия».

– Хороши, не правда ли? – небрежно заметила она, усаживаясь наконец на стул.

В этот момент Коннел готов был стукнуть кулаком по столу от отчаяния: ей незнакомо чувство стыда. Все оказалось хуже, чем он предполагал. Вероятно, она считала его глупцом или рассчитывала, что, надев платье скромной монашенки, вызовет жалость.

Самое обидное, что на подсознательном уровне ее трюк подействовал. Как он ни пытался убедить себя в обратном, Коннел не мог отвести от нее взгляд – Эмбер завораживала его. Зачесанные назад волосы открывали тонкий овал лица и опушенные длинными ресницами изумрудные глаза. Знала ли она, что ее удивительная внешность вызывала у мужчин желание драться за нее? Коннел скривил рот: конечно, знала. С юности она пользовалась красотой, чтобы манипулировать людьми.