Ирина Токарева - Темная душа: надо память до конца убить

«Грациозна, словно балерина, – Джерри сделал глоток содовой, – красавица. А ведет себя так, будто не осознает своей красоты».

Тележка укатила. Он поднялся, встречая попутчицу. Та приблизилась, пробралась на место, порывистым движением головы откинула челку с глаз и попробовала напиток. Джерри, прежде чем сесть, осмотрелся. Заметив, что недавний парень двусмысленно ухмыляется и показывает поднятый вверх большой палец руки. Подавил горячее желание двинуть ему в челюсть. Все вмиг стало сложным и запутанным.

Глядя искоса, он стал изучать ее точеный профиль – высокий лоб, прямой тонкий нос, круглый подбородок. Полные губы… Он понял вдруг, что очень хочет запомнить это лицо. Запомнить на нем каждую черточку, чтобы и через пятьдесят лет с точностью воспроизвести его в памяти.

– Ты обещал водку, – капризничала Кэт, – я успела настроиться на грядущее веселье.

У нее были пушистые, завивающиеся крупными кольцами волосы медового оттенка, который он заметил только что. Густая челка падала на глаза, задевая длинные ресницы. У мочек ушей пряди были подстрижены и непослушно топорщились, от чего их обладательница немного смахивала на мальчишку. Своенравного сорванца.

– Я решил – это чревато, – он пристально смотрел на ее соблазнительный рот, чего она не замечала.

– Наверное, ты решил, что я начну наигрывать на балалайке?

– Понятие не имею что такое бай…лай… Я подумал, ты пустишься в пляс.

– С чего бы вдруг?

– С того, что ты танцовщица. Тебя выдает стать. Ты танцуешь, Кэт?

– Танцую, – ее губы усмехнулись. Он стал рассматривать золотисто-медовые пряди ее волос, заправленные за уши, – С расческой перед зеркалом под Dancing Queen.

– А если серьезно?

– Если серьезно, – она сделала глоток, покрутила шейкой, – да, я занималась балетом до тринадцати лет, пока жила в Питере. Но это было давно и не правда. Мы переехали в США. Волею судеб я поступила в академию искусств в канадском городе Галифакс. Только не проси меня рассказывать тебе про мои студенческие годы, Джерард.

Она повернулась к нему, янтарные глаза встретились с серыми.

– Почему нет?

– Потому что…

«Потому что у тебя красивый до одурения голос, бархатный, с хрипотцой, в лучших традициях романтического жанра. Еще этот акцент… Ах, Джерри, сукин ты сын »…

– Потому что с момента взлета я болтаю без умолку. Ты, что, психоаналитик, чтобы выслушивать мой бред? А может шпион? Ждешь, когда я выболтаю тебе всю подноготную, вплоть до пин-кодов к моим кредитным картам и прочих интимных вещей.

– Твои крединые карты пусты, Кэт, ты сама мне это недавно сообщила, – по-волчьи ощерился Джерард, проводя пятерней по темным волосам.

– Тогда зачем тебе моя болтовня?

– Мне просто нравится наш диалог.

– Монолог, ты хотел сказать, – Кэт опустила ресницы.

– Пусть так. Поговори со мной еще. Расскажи что-нибудь, – он дотронулся до ее кисти, лежавшей на подлокотнике.

– Ладно, – она хотела казаться спокойной. Но на деле давно погрузилась и в его обволакивающий тембр голоса, в его взгляд, в его запах.

У нее нашлось, о чем порассказать. Через несколько часов лайнер зашел на посадку в аэропорту имени Джона Кеннеди в Нью-Йорке. Крылатую машину легонько тряхнуло, шасси коснулось бетонированной поверхности взлетной полосы, за стеклом иллюминатора в темноте замелькали сигнальные огни. Кэт все еще говорила, все еще рассказывала что-то, Джерард слушал, а турбины, рокоча, гоняли воздух и постепенно стихали.

Глава 3.

Шотландия, XIX век.

– Джон Милле, ты герой!

Одноместный кэб, украшенный потемневшим от старости гербом, выплясывал на кочках и выбоинах. Джон Милле сидел на жестком сиденье позади завернутого в звериную шкуру, патлатого кучера. Любовался пейзажем.

– Ты герой, Джон Милле! – повторил всадник, ехавший верхом на породистом караковом жеребце рядом с экипажем. Это был красивый, плечистый юноша лет двадцати-двадцати двух в плаще и шерстяном берете на темных, вьющихся волосах. – Ты достоин лучшей награды!

– Что во мне героического, Бойс, не скажешь? – Джон подпрыгнул на очередной кочке и мучительно сморщился. На втором часу путешествия по горной дороге его отбитый зад вопиял и молил о пощаде.

– Ты спас меня от смерти, приехав во время, – проникновенно сообщил всадник, сдерживая своего горячего коня, который все норовил пуститься галопом, но вынужден был тащиться рядом с еле ползущей повозкой, – день-два, и я бы благополучно преставился со скуки среди всех этих холмов и долин. Ты глянь, красотища, аж зубы сводит!

Джон послушно огляделся. Всадник не лгал.

Гордые горы, обступившие путь, теснили друг друга гранитными плечами. Над ними рокотало небо. Ветер, пахнущий близким морем, чесал косматые вихры вереска. Из-за склонов холмов выплывали обширные поляны, на них паслись стада высокогорных шотландских коров. Животные, жуя, провожали погромыхивающий экипаж враждебными взглядами из-под спутанных челок.

– Волшебные виды, – подтвердил Джон, – мне кажется, я попал в балладу о Макбете. Все жду, когда из тумана возникнут три ведьмы и начнут предрекать мне будущее. Однако ты упомянул награду, друг. Чем ты собрался наградить меня за приезд?

– Ты забыл, какой завтра день, Банко? – ощерился всадник.

– Первое мая, что с того? Почему ты скалишься, как сатана? Задумал проказу?

– Поверить не могу, ты забыл, что завтра Бельтайн! Ты, сказочник, грезящий о ведьмах, духах и водяных! Друг чертенят и товарищ нечисти, кум призраков, гномий собутыльник, чародей кистей и красок! Забыл, что завтра самый волшебный день в году после Самайна? Праздник кельтского божка Белена, который вызовет с того света орды веселых мертвецов! Завтра у Круга Друидов, что в тридцати минутах езды от моего дома, будет шабаш, Милле. Я отведу тебя туда. Ты попадешь в сказку, в самое пекло!

«Первое мая, – подумал Милле, вслушиваясь в болтовню друга, – надо же, мы не виделись три месяца, а кажется – вчера расстались».

Лайонел Бойс был единственным другом Джона, они вместе учились в Королевской Академии художеств в Лондоне, вместе жили, вместе познавали секреты живописи. Два лучших ученика, одинаково одаренных, но при этом совершенно разных. Один спокойный и рассудительный, второй – настоящий сорванец.

В феврале Бойс уехал домой в Шотландию. В родовое поместье Тэнес Дочарн, расположенное в Шотландском нагорье недалеко от городка Каррбридж, его вызвали семейные обстоятельства. Из этого самого поместья Бойс едва не направился прямиком на кладбище.

– Как тебе моя идея с шабашем, Милле? Готов к приключению?

– Я-то готов. Лишь бы ты не начал умирать.

– С умиранием покончено, Джон. Я здоров как бык. Хотя не скрою, было худо. Я горел в аду, харкал слизью две недели. Мой грум подтвердит. Подтверди, Норри.