Елена Звёздная - Настоящая черная ведьма

Я замерла. Прикусила губу. Переставила тарелку на столик, села, сложив руки на груди. Губы, кажется, искусала — дурацкая привычка с детства. Потом пришла очередь ногтей, да, тоже иногда грызть нервически начинаю, потом…

— Я осмотрел оба, — продолжил ловец. — Вероятно, не обратил бы внимания, но в доме госпожи Моргенштейн это был единственный предмет, не подвергшийся стремительному разрушению, что и дало возможность его всестороннего изучения. Кстати, почему котел не саморазрушился, как дом и все остальное?

Мне очень не хотелось сейчас что-либо говорить, хотелось закрыться дома, посидеть в тишине, подумать, но… но я ответила:

— Потому что эта вещь была подарена Мадине в день ее приезда в Бриджуотер.

Я перестала грызть ногти, обняла колени руками.

— И я так понимаю, — продолжил мэр, — точно такой же котел был подарен и вам, и госпоже Хендериш?

Про Люсинду я не знала. Мы, черные ведьмы, между собой особо не общаемся, просто так вышло, что как-то раз я была у Мадины, и та спросила, у кого я буду котел заказывать, а я рассказала, что мне его уже подарили. Мы тогда очень удивились, потому что Мадине его тоже… подарили. Только на сорок лет раньше, но в целом такой же.

— Еще вопрос, — мэр внимательно смотрел на меня, — я так понимаю, что со смертью ведьмы самоуничтожаются все ее вещи, а ведь среди них есть и подарки от магистериума, и от родственниц. То есть обращается в прах вся собственность ведьмы. Почему же тогда не стал пеплом теоретически принадлежащий госпоже Моргенштейн котел?

Вопрос по существу!

Действительно, ведь подарок переходит в собственность того, кому был подарен, а котел — он остался полностью не тронут тленом, за исключением трещины…

— Так откуда у вас котел? — продолжил с расспросами ловец.

Ответила я не сразу. Несколько секунд собиралась с мыслями, потом все же произнесла:

— Грехен слишком стара, чтобы быть к этому причастной.

Ловец улыбнулся.

Это была очень снисходительная улыбка, и смотрел он на меня как на несмышленыша неопытного, а я черная ведьма, со мной так нельзя!

Но прежде чем я успела сказать хоть что-то, он встал, каким-то плавным, завораживающим движением, и… начал раздеваться. Действительно раздеваться, пристально глядя на меня и расстегивая пуговицу за пуговицей. И все мое возмущение отступило, заинтригованное до крайности поведением этой, насколько я успела заметить, вполне целомудренной морды.

Целомудренная морда вдруг остановился, нахмурился и произнес:

— Если вы ждете, что я полностью разденусь, вынужден вас разочаровать — я не белый маг.

— Конечно, вы не белый маг, — с энтузиазмом согласилась черная ведьма, — у них мускулатуры поболее будет. И да — мне крайне интересно, с чего вдруг у вас приступ обнажения наступил. Скажу откровенно — я заинтригована.

Подняв глаза вверх, мэр некоторое время изучал потолок, после все же расстегнул еще две пуговки, дернул край рубашки, открывая глубокий белый рубец, заметный даже под черной порослью на груди, и произнес:

— Единственный маг, который сумел достать меня и едва не отправил в преисподнюю, был ужасно, невообразимо стар и, казалось, рассыплется на ходу. Внешность обманчива, госпожа Герминштейн, и нет ничего опаснее старого, а соответственно, крайне опытного мага!

И мэр взялся ожесточенно застегиваться.

Жаль, мне понравилось.

Но было бы глупо с моей стороны не заметить:

— Ничего опаснее старого мага, но не старой ведьмы. — Сев удобнее, продолжила свою мысль: — Грехен не имеет дочери, ко всему прочему она не стала верховной, соответственно, после семидесяти пяти лет ее сила начала клониться к закату. Да и она едва ходит, господин мэр!

И тут с площади донесся чей-то оскорбленный вопль:

— Ведьма! Урою!

То есть это мне было. Ну никакого уважения к черной магии от этих новоприбывших, утомляет даже. Подняла руку, щелкнула пальцами… зеленый огонек, сорвавшись, метнулся в раскрывшееся окошко, на площади стало тихо.

Мэр вопросительно посмотрел на меня, я с улыбкой на него.

— Мелочи, — заверила черная ведьма.

Просто теперь у одного из солдат, устроивших бесчинство в таверне «Два пескаря», помимо шакальей головы, еще и козлиное тело. Думаю, остальные впечатлятся.

Так и вышло, потому что вскоре раздался удаляющийся дружный и дробный стук подков по камням, которыми была выстлана площадь. И вслед за этим жалобное блеяние одинокого козлика. Сжалившись, снова щелкнула пальцами…

— Спасибо, уважаемая госпожа ведьма, — раздался все тот же голос, после чего за улепетывающим отрядом помчался и этот, вернувший свое тело, но не голову, солдат.

Глядя на меня, господин мэр неодобрительно покачал головой.

— У меня репутация, ее нужно поддерживать, — насупилась я.

Ничего не сказав на это, ловец продолжил:

— Полагаю, убийца все же ваша престарелая Грехен, об этом я и сообщу мэтру Октариону.

— Не она точно, — заверила я. — Вы путаете магов с ведьмами, господин мэр.

Усмехнувшись, ловец произнес:

— Я редко ошибаюсь, госпожа ведьма. На моей памяти это происходило лишь дважды — первый случай оставил мне глубокий шрам на груди, второй… — Он усмехнулся. — Собственно, вы и есть второй случай.

Мне даже как-то лестно стало. Не удивительно, что заулыбалась вся.

Но уже в следующий миг моя улыбка померкла — потому как распахнулась дверь, пропуская сначала госпожу Анарайн, а следом белого мага!

И разом накатило очень знакомое ощущение — бесят!

Все бесит! И белая магианна, на которой и следа от моровой язвы не осталось, что она и демонстрировала голыми руками, откровенным декольте до самого украшенного сверкающим камешком пупа и открытыми высокой прической плечами, и белый маг — в смокинге черного цвета. Чего он вообще черное нацепил?! А больше всего бесит то, что мэр, обернувшись и узрев белую магиану, напрочь лишился дара речи…

Вот именно это почему-то разозлило окончательно!

Но все только начиналось…

Шаг, при котором стало ясно, что на магианне три прозрачные юбки, отчего ноги смутно, но просматривались, и госпожа Анарайн сладко пропела:

— Телль, дорогая, как ты себя чувствуешь? Мы так волновались о тебе, Телленька.

Сейчас кого-то стошнит.

Меня.

— Ах, дорогая, — белая неспешно приближалась, окутывая всю спальню мэра облаком сладких, приторных, жутко стойких духов, — что это за столь нетипичное для черных стремление рисковать своей жизнью ради спасения совершенно посторонней тебе ведьмы? Чем ты только думала, маленькая?

У меня задергался глаз… основательно.

А самое отвратительное — мэр подскочил со стула, пододвинул его белой и произнес:

— Прошу вас, госпожа Анарайн.

— Ах, вы так любезны, — пропела магианна.