Диана Джонс - Волшебное наследство

Марианну затрясло. Мур обнаружил, что одной рукой обнимает Кларча, вцепившись в теплый пучок шерсти на загривке, словно защищает грифона. К счастью, Кларч, похоже, задремал. Крестоманси слегка улыбнулся – видимо, он был совсем сбит с толку.

– Не понимаю, зачем вообще держать этих несчастных созданий в заточении? – спросил он.

Папа удивился подобному вопросу.

– Мы всегда так делали, – ответил он.

Тут поотставшая Бабка Нора снова подоспела.

– Мы всегда так делали! – провозгласила она. – Это же адские твари! Нечестивые и безбожные! Хитрые, лукавые, дикие и… и нечеловеческие!

Доротея подняла глаза от огромного стакана.

– Опасные, – выговорила она. – Злые. Вредоносные. Могла бы – перебила бы всех до единого!

И так ядовито она это сказала, что по всем невидимым и полувидимым существам во дворе пробежал трепет. Мур с Марианной почувствовали, как в них со всех сторон вцепились невидимые дрожащие руки. Кто-то из полувидимых взобрался к Марианне на колени. Муру в лицо умоляюще ткнулась чья-то твердая голова то ли с шерстистыми усами, то ли с усиками, как у насекомых, – и он совершенно точно почувствовал, как еще кто-то подбежал к нему и сел ему на макушку, решив, что так безопаснее. Мур беспомощно посмотрел на Крестоманси.

Однако Крестоманси глядел в другую сторону, сначала на Доротею, а потом – сурово – на Гарри Пинхоу.

– Вынужден вас огорчить, – проговорил он. – Дед Пинхоу был совершенно прав, а все вы очень и очень заблуждаетесь.

Папа отпрянул и отодвинулся поглубже на скамью. Из рядов Пинхоу послышались возмущенные протестующие возгласы, впрочем, и Фэрли не отставали. Папа побагровел.

– Как так? – спросил он.

Милли посмотрела на Крестоманси и заговорила.

– Мы навели о вас справки, – сказала она. – Проследили всех Пинхоу, Фэрли и Кливсов чуть ли не до первобытных времен.

При этих словах снова послышался изумленный ропот, и все сразу поняли, что их секретности конец. Но Милли все слушали очень внимательно.

– Вы жили тут всегда, – сказала она. – Должно быть, вы одна из самых древних известных нам колдовских династий. Мы обнаружили, что поначалу вы жили своего рода кланами – по большей части в крошечных домишках вокруг пышных покоев вождя, а некоторые – в самих покоях, как последователи вождя. Лесная усадьба выстроена, несомненно, на том самом месте, где стояли покои Пинхоу, а они были здесь на удивление давно. Даже до церкви. Покои Фэрли, судя по всему, были разрушены в последующие смутные времена, а покои Кливсов сохранились по сей день, теперь это «Герб Кливсов» в Кроухельме.

Слушателям стало еще интереснее. Пинхоу и Фэрли переглядывались и бормотали:

– Я и не знал… Конечно, «Герб Кливсов» и вправду старинный…

Милли продолжила, и все головы повернулись к ней.

– Об этих древних временах вам следует знать три вещи. Первое – что ваш вождь, которого еще тогда стали называть Дедом, избирался из числа родственников старого вождя, и избирали всегда того, у кого был самый сильный ведовской дар. И он становился не только вождем, но и пророком и прорицателем. На самом деле ваш Старый Дед вел себя именно так, как положено. И именно вождь избирал Бабку – и это не обязательно была его жена. Бабкой становилась женщина с самым сильным ведовским даром. А вместе они не просто правили остальными, но и тесно сотрудничали со скрытым народом. В те времена скрытый народ берегли, любили и охраняли. Делишься с ними волшебством – а они за это исцеляют и…

Такого вынести не мог никто. Голос Милли потонул в криках: «Не может быть!» и «Неслыханная белиберда!».

Милли слегка улыбнулась – и голос ее внезапно заглушил все протесты, звонкий, как колокольчик, и вроде бы даже не очень громкий. И все услышали, как она сказала:

– А потом зияет ужасный провал, заполненный всевозможными бедствиями.

Все притихли, чтобы узнать, что это были за бедствия.

– В эти края пришла новая вера, – сказала Милли, – религия ревностных праведников, из тех религий, приверженцы которых, если видят, что кто-то ее не придерживается, убивают их или мучают, пока те не уверуют. Эта религия ненавидела ведьм и колдунов, а еще больше ненавидела скрытый народ. Всех колдунов, весь невидимый народец она считала чертями, демонами и чудищами, а священники придумывали хитроумные способы истреблять их и уничтожать их волшебство – волшебство, которое и в самом деле имело силу. Насколько мы можем судить, все Деды в то время изрекли свои пророчества, и все вы – и Пинхоу, и Фэрли, и Кливсы – тут же обеспечили, чтобы никто не мог догадаться, что вы колдуете. Когда вам случалось применять свое ремесло, вы действовали в строжайшей тайне, а поскольку скрытый народ был еще в большей опасности, вы совместными усилиями выслали его за пределы дальних далей, чтобы уберечь. Вы думали, это будет временная мера. Все Деды не сомневались, что праведники со временем уйдут восвояси. Так и произошло. Но прежде их священники стали еще хитрее и научились таить свои планы даже от Дедов. И тем не менее Дед Фэрли в те времена предрек беду. Однако той же ночью на них напали кровожадные. Они принесли с собою мечи, огонь и сильное волшебство и перебили всех, кого могли. – Милли обвела глазами тех, кто собрался во дворе, и тех, кто толпился у ворот. – А когда они сделали свое дело, остались одни дети – младше всех тех, кто присутствует здесь. Мы думаем, кровожадные забрали всех детей, кого смогли поймать, и переучили их на свой религиозный манер, но некоторые дети сбежали в лес. Провал длился примерно пятнадцать лет, поэтому у детей было время вырасти. А затем, благодарение небесам, кровожадных тоже завоевали – должно быть, римляне, – и все вы снова встретились, те, кто прятался в лесах, и те, кто попал в плен, и начали жизнь заново.

Когда Милли умолкла, Крестоманси с трудом вздохнул и выпрямился, опершись на ручки кресла. Мур испугался: вид у него был просто кошмарный, совсем больной.

– Сами понимаете, что из этого следует, – проговорил Крестоманси. – Дети были еще малы и плохо понимали, что происходит. Знали они лишь то, что успели внушить им встревоженные родители еще до резни. Они думали, что нужно хранить ремесло в тайне. Они были убеждены, что их долг – держать скрытый народец в заточении, а если они не будут этого делать, их ждет какая-то опасность, о которой они имели лишь смутное представление. А еще они все твердо знали, что, если Дед примется пророчествовать, жди беды, и поэтому избирали Дедов, которые умели отдавать разумные приказы, а не тех, кто обладал ведовским и пророческим даром. И к тому же, – печально добавил Крестоманси, – к сожалению, должен сказать, что праведники внушили многим из них свои представления, так что те считали сохранение подобного порядка вещей своим священным долгом.