Ирина Молчанова - Дорога в небо

– Ну ты даешь! – восхитился друг. – Про таких говорят: долго запрягают, но быстро едут!

Ей стало весело, и она даже нашла в себе силы засмеяться.

Некоторое время они передвигались молча, пока Руслан не воскликнул:

– Я никогда и не подозревал, что ты такая смелая!

Вот это уже походило на комплимент, и она порадовалась, что друг не обернулся, потому как была уверена, что ее лицо напоминало сейчас один большой и яркий уголек. Друг редко говорил нечто подобное, но когда говорил, это было в сто раз приятнее, чем неизменная лесть других мальчиков.

– Мой папа говорит, смелость – не спасение собственной жизни, потому что это только инстинкт самосохранения, а помощь тому, кто в том нуждается. Я еще не смелая, но мне бы хотелось такой быть.

Все-таки он посмотрел на нее из-за плеча.

– Ты именно такая, даже не сомневайся.

Девочка собиралась сказать, что это он на самом деле смелый, а вовсе не она, но друг отвернулся, и Даша промолчала. Взгляд ее скользнул вниз, туда, где сквозь огненные облака виднелась бурлящая лава и поднимались пепел и кровавые брызги угольков. Ничего страшнее, но в то же время прекраснее она не видывала. Облака походили не просто на воздушную вату, а складывались в зубастых, хвостатых и крылатых драконов, словно извергавших из огромной пасти горячий ветер, вспенивавший поверхность огненной лавины.

Даша сделала очередной шаг и даже не успела издать вопль – канат справа оборвался примерно на середине, мост резко накренился, и она начала съезжать вниз. Веревочный поручень разлетелся в разные стороны на расстояние в десять пластин, отделенных друг от друга железными столбиками, девочка осталась посередине. Руслан к тому времени уже миновал этот отрывок пути, поэтому не видел, как разорвался канат, но когда мост накренился, сразу обернулся и закричал:

– Держись!

Одна ее нога уже соскользнула, а вторая подогнулась так, что Даше было не выпрямиться.

– Хватайся второй рукой за канат! – вопил друг.

Даша попыталась подтянуться, но увидела, как чуть ниже ее пальцев лопаются обугленные серые нити, из которых сплетен веревочный поручень, и замерла. Любое движение могло стать для нее последним, во всяком случае, на этом мосту. Потом, во время полета в огненную пасть лавы можно было бы сколько угодно махать руками и ногами, это уже не изменило бы смертельного исхода.

– Я иду, иду к тебе, – шептал друг, медленно пробираясь к ней. Ей было страшно даже дышать, она не могла оторвать взгляда от медленно расползавшейся веревки, не могла говорить – ничего не могла.

– Даша, Даша… послушай! – звал Руслан. – Держись, не отпускай веревку, слышишь? Не отпускай!

– Сейчас лопнет, – тихо выдохнула она.

Их разделяло пять горячих бесчувственных пластин, Даша подняла глаза и увидела, как друг судорожно схватил оборвавшийся справа канат.

– Попытайся схватиться за него! – Он бросил первый раз, но она не поймала.

– Давай еще! – пискнула Даша, но Руслан не успел, поручень, за который она держалась, порвался. Она услышала, как друг выкрикнул ее имя, и сорвалась вниз, успев лишь второй рукой ухватиться за канат. Ладони обожгло огнем, девочку раскачивало как на тарзанке.

– Даша, держись, подтягивайся как на уроке физкультуры, ну же, давай! Как на физкультуре! – кричал Руслан.

Благодаря канату она пролетела пять пластин и сейчас раскачивалась как раз под железным столбиком, где крепился поручень, начинался следующий и где с безумными глазами стоял ее друг.

– В нашей школе нет каната! – взвизгнула она, пытаясь поймать коленями кончик ускользавшей веревки.

– Не важно, ползи, не смотри вниз! – кричал он. Голос разносился по всей округе, но его это теперь не волновало, как совсем недавно ее неосторожный чих.

Наконец ей удалось поймать коленками веревку и немножко подтянуться. Руки не слушались, ладони горели, словно она окунула их в закипающую воду, а с внутренней стороны бедер как будто разом сняли кожу. Раньше ей не приходилось лазить по трубам и канатам, но она частенько видела, как это делают мальчишки, и всегда думала, что в этом нет ничего сложного. Оказалось, нет ничего труднее! Если бы папа не научил ее подтягиваться пять раз на турнике, она бы не провисела на раскачивавшейся веревке и минуты. Руслан подбадривал ее, тянул к ней руки, но от этого подтягивать себя быстрее у нее не получалось. А через несколько минут голос друга почему-то зазвучал тише и начал отдаляться.

Даша усердно моргала, глядя на него, видела, как он кричит, размахивает руками, но смутно, словно через пелену или запотевшее стекло. Вскоре его голос совсем стих, а в глазах почернело. Девочка все еще держалась за канат, но куда-то ушли боль и жар, поднимавшийся из огненной пасти лавы.

Даша услышала тихий ласковый голос папы. Он что-то рассказывал ей – что-то хорошее. Ей нестерпимо захотелось увидеть его, но почему-то было страшно. Казалось, она позабыла о чем-то важном, о чем-то таком, что намного важнее желания увидеть папу. Чернота постепенно рассеивалась, перед глазами завертелось нечто белое – это был потолок в какой-то комнате. Голос отца стал громче, отчетливее, девочка даже смогла разобрать слова. Он читал ей сказку.

Даша зажмурилась, потолок исчез, неожиданно она ощутила холод и тогда вспомнила, что сейчас самое важное, что важнее желания увидеть папу.

Даша широко раскрыла глаза. Лицо обожгло, она все еще держалась за канат и еле-еле покачивалась над огненной пропастью. В следующий миг ее оглушил крик друга – он звал ее по имени.

– Что с тобой? – дрожащим голосом крикнул Руслан, когда она посмотрела на него. Бледный, с лихорадочным блеском в глазах, он что есть мочи тянул веревку.

– Я сейчас, – пробормотала она, пытаясь немного подтянуться. Руки стали деревянными и не хотели слушаться, ладони начало покалывать. Друг продолжал тянуть, и хоть из этого ничего не выходило, не сдавался. Неожиданно налетел ветер. Даша повернула голову и увидела, как на нее пикирует гигантская летучая мышь, на которой кто-то стоит в развевающемся черном плаще, размахивая серебряным мечом.

Не успела она даже вскрикнуть, как этот меч перерубил веревку – последнюю ниточку, связывавшую ее с Русланом и спасением. Летучая мышь метнулась в сторону, а всадник пронзительно захохотал. Друг что-то кричал, но девочка стремительно летела вниз. С каждой секундой становилось все жарче, а злодей на мыши кружил вокруг, кажется, не собираясь ее спасать. Сто восемьдесят три секунды полета были страшнейшими в ее жизни. Скалы напоминали распахнутые настежь врата в преисподню, а всадник на мыши запросто мог оказаться самим дьяволом. За его спиной развевался плащ, капюшон был сдвинут на лицо как у палача, а меч, в свете огненной лавы, отливал кровавым светом.