Лев Жаков - Убить Бенду

Скептически слушавший Канерва усмехнулся:

– Чушь.

– А вот и нет, а вот и нет! – горячо заспорил юноша, обрадованный вниманием к своей персоне.

– Ты откуда знаешь?

– Потому что я очень умный! – совершенно серьезно ответил Юлий на насмешливый вопрос лорда. – Про эти катакомбы вообще много легенд ходит, а правду мало кто знает.

– И ты, конешно, в курсе? – Кривой издал сдавленный смешок.

Юлий в запале спора не заметил выражение полного лица бандита.

– Да, я знаю! – воскликнул он. – Рассказывают, что в ночь на летний солнцеворот из-под земли – ну, где катакомбы, из них, значит, – свет выбивается. В городе, ясное дело, не заметно, там улицы да дома, да люди все занятые, да своего света хватает. А в лесу, сказывают, хорошо видно, так и светит, как будто солнце с другой стороны проходит. Невежды объясняют, что, мол, под землей нечисть бесится, черти свой праздник адов празднуют, огни под котлами чугунными разжигают и души заблудшие там мучают: в котлы кидают и без воды, в масле, как на сковороде, поджаривают. И что якобы путников, это узревших, утаскивают. А то простофилям не ведомо, что на деле под землею монастырь друидов-оборотней, которые монахами для виду заделались. Днем – толстопузые краснощекие мужики здоровенные, а ночью в тощих длиннобородых старцев превращаются! И сами язычниками погаными остались. Днем службу христианскую поют, а ночью свои требы служат. Поэтому они костры жгут – год поворачивают на убыль.

– Где же их священные рощи? – нахмурился рыцарь.

– Какие рощи? – не понял Юлий. Арчибальд махнул рукой.

Канерва обернулся и пару мгновений разглядывал рыцаря – его усталое длинное лицо с впалыми щеками и крупным носом, спадающие на плечи грязные кудри, поношенный, кое-где криво чиненный дублет, плотно облегающий широкую грудь и сильные руки владельца.

– А вы-то, вы-то откуда про священные рощи знаете? – задорно спросил его лорд Мельсон. – Книжки в походе читаете?

– Много где бывать довелось, – отрезал рыцарь, не выказывая склонности к беседе.

– Понимаю, – желчно сказал Канерва. – Победитель провинциальных турниров до простых смертных не снисходит. Как же вы оруженосца-то своего болтливого терпите?

Кривой, ступавший за лордом Мельсоном, пощелкал языком, качая крупной плешивой головой:

– Ага, говоручий – страсть.

Монотонный перестук копыт заглушал шаги людей. Коридор... поворот... тянутся стены... коридор, поворот, новое ответвление и еще одно, и снова серая глина со всех сторон...

Арчибальд замедлил шаг и скоро оказался около Бенды с Алицией. Идя рядом с ними, рыцарь обратился к Бенде:

– Хотелось бы все-таки немного понять происходящее. Как вы оказались здесь, вместе с людьми, которые жаждут вашей крови?

– Вы считаете, что от таких стоит держаться подальше?

– Это разумно.

– Конечно. Но мне в последнее время удается оказываться именно там, где мне нужно быть. Иногда не понимаю, почему и зачем я именно здесь и сейчас, но потом оказывается, что все идет именно так, как надо, и все разъясняется, и все складывается хорошо. Ну... иногда человек думает, что хочет не того, чего хочет на самом деле. И я тоже. Мне не хотелось встречаться с этими людьми. Но именно поэтому мы и встретились.

– Именно, именно, – пробубнил сзади Юлий. Рыцарь обернулся к нему. Юноша сделал удивленное лицо и махнул рукой: нет-нет, я молчу, я здесь ни при чем. Арчибальд вернулся к беседе с Бендой.

– Я, простите, не понял, – признался он. – Вы не хотели встречаться с ними, и именно поэтому оказались здесь, среди людей, желающих вашей смерти?

– Понимаете, сложно пересказать то, что получаешь из опыта, из наблюдений. Я так живу. Но могу попробовать пояснить на простом примере.

– Будьте столь любезны, – кивнул рыцарь.

– И мне! – встряла Алиция.

– Положим, вы голодны. И хотите поесть. Вы хотите поесть, потому что в вашем желудке нет еды. Успеваете?

– Я есть хочу! – проныл впереди Сержик.

Арчибальд осторожно произнес:

– Пока что все понятно.

– Затем вы поели. В животе есть пища, и вы больше есть не хотите.

– Што за связь межу едой и тобой, колдун, я не улавливаю, – обернулся Кривой, – окромя той, что ты наша еда? – Он захохотал.

Бенда выжидательно смотрит на рыцаря. Тот озадаченно смотрит на Бенду:

– Я должен сделать вывод? Давайте повторим, чтобы убедиться, что я ничего не пропустил. А то связь между едой и вашим присутствием... кроме той, на которую указал уважаемый Аластер... действительно пока что представляется мне эфемерной.

– Да не между мной и едой, а между нежеланием и мной, – качает головой Бенда.

– А! – говорит рыцарь и задумывается; молчат и все остальные; Сержик громко сопит. – То есть... еда есть – есть не хочу, еды нет – хочу. Есть – не хочу, нет – хочу.

– Не хочу, а есть, – подсказывает Бенда.

– А! – Арчибальд светлеет лицом. – Того, что мы хотим, у нас нет. Поэтому и хотим. А если есть – не хотим.

– Что же его хотеть, если оно есть? – подхватывает Бенда.

Алиция смотрит на улыбающихся рыцаря и Бенду с подозрением.

– Как же так? – восклицает она. – Как я могу хотеть того, чего нет? Его же нет, чего его хотеть? Я же не стану желать неизвестного мне мужчину, верно? Лишь того, который есть, я могу его потрогать, обнять!

Бенда только открывает рот, чтобы ответить, как впереди раздаются громогласные раскаты хохота. Канерва смеется безудержно, сотрясается, мотая головой...

– Я не понимаю, что вас так рассмешило! – холодно процедила Алиция, когда лорд Мельсон немного успокоился. Девушка заметила, что смеющийся Канерва необыкновенно хорош, и старая обида поднялась в ней.

– Колдун-то прав! – пояснил Канерва, утирая глаза. – Когда я тебя хотел, ты была недоступна. Можно сказать, тебя у меня не было. А когда перестал и думать – сама ко мне прибежала. Я не хотел, а ты лежала в моей кровати голая!

– Не голая, а в сорочке! – вспыхнула Алиция. Арчибальд посмотрел на девушку. Она высунула язык: – Э-э! – И отвернулась.

Больше никто ничего не сказал. Под стук копыт все продолжили движение. Снова коридоры, повороты, коридоры... Постепенно проникающий из дырок на потолке дневной свет стал угасать.

– Я так устала, – пробормотала девушка. Она начала прихрамывать, спотыкаться, но не останавливалась.

Сержик проныл:

– Ну че, ну сколько еще?! Аласт, я больше не могу! Я не понял, почему мы не можем сесть отдохнуть, целый же день тащимся!

– Заткнись, – пробормотал Кривой.

Грудь у него ходила ходуном, он вдыхал с хрипом, выдыхал со свистом и последние метры шел, держась рукой за низ живота, справа, где появился комок тупой боли, тянущей при каждом шаге.

Канерва впереди шагал по-прежнему легко, однако медленнее: в плотнеющей тьме стены начали прятаться от взгляда, и появилась опасность пропустить ответвление. Однако останавливаться никто не стал. Кривой, тяжело дыша, полуобернувшись, спросил, выталкивая слова с дыханием: