Елена Звездная - Мой личный враг

– От… дерьмо, – выругался деда, наступив в то самое, из-за чего все бегали обутые. – Ненавижу это село!

– А бабушка любит, – парировала я.

И это было неудивительно – бабуля жила на краю села, у самого леса, и от ее домика до лесного озера рукой подать. К тому же это была та часть села, по которой не курсировали перепонолапчатые, так как в лесном озерке, питаемом родничком, не было ряски. А еще там совсем рядом росла малина и ежевика, а по берегам озера и земляника в избытке. В общем, любила я эти места.

– Ярусь, а чем в академии займешься? – спросил дедушка.

– Если честно, то очень приятными вещами, – сказала я.

– Это какими?

Чуть не ляпнула про тыгыдымс. Потом остановилась, достала дневник, увеличила, раскрыла на шестой страничке с конца, угрюмо вчиталась и с тяжелым вздохом показала деду.

– Вот смотри: у Бажены уже шесть ухажеров, у Любавы четыре, у Рогды… ого, двенадцать! У Ярины один, но уже жених, и у них даже тыгыдымс был. Что-то Варвара одна, надо будет разобраться. У Милолики десять, у Белинды шесть…

– Стоп, Ярусь, что за цифры ты мне озвучиваешь?

– Количество ухажеров, дед. Вот смотри, сколько кавалеров у каждой ведьмочки, ну кроме Ярины, но она взяла качеством, а не количеством, у нее сразу жених. А у меня никого нет! Совсем никого…

Деда растерянно на меня смотрит и даже утешить попытался:

– Ярусь…

– Что сразу «Ярусь»? Ты, деда, делов натворил со своей кровной магией, а мне теперь расхлебывай.

– Так разобрались уже, – возразил демон. – Ин Азар Даишессе Арканэ был спасен тобой от гибели, кровная вражда между нашими семьями прекращена. Уже все, Яренка.

– Тебе, дед, легко говорить, – я уменьшила дневник, осторожно в медальон вернула, – а я его… кажется, люблю. А он меня только из-за этой самой магии… И вот знаешь, каково это, когда ты его любишь, даже если и не хочешь, и сердце то замирает, то быстро бьется, но при этом знаешь, что он тебя нисколечко не любит! Больно, деда, и обидно, вот. Как вернусь в академию, тоже себе кавалеров заведу. Много. Вот.

Дальше пошли молча, разве что деда как-то напряженно сопел.

– Что, – говорю, – совесть проснулась?

– Ага. Знаешь, без нее как-то лучше было.

– Неа, не знаю, моя меня как-то и не покидала никогда.

– Ярусь, а бабушка меня точно видеть хотела?

Я усмехнулась и честно призналась:

– Знаешь, дед, а меня даже совесть не мучает.

– Ярослава!

А уж показался домик заветный, с детства мною любимый, я и сорвалась на бег, дедулю ухватив за руку, чтобы не сбежал. Да и как закричу:

– Бабуушка-а-а!

Скрипнула дверь, раздались стремительные шаги по лестнице, и почти сразу распахнулась добротная деревянная калитка. Бабуля моя, ведьма натуральная, черноволосая, стройная, моложавая да ясноглазая. Руки у нее добрые, улыбка будто лечит, а душа такая, словно может весь мир вместить.

– Ярославушка! – крикнула бабушка.

Тут я деду отпустила, саквояж ему вручила, да и побежала втрое быстрее. Так с разбегу бабулю и обняла, а она меня крепче, и не смотри на возраст. Обняла, прижала да и пожурила:

– Ярусик, что ж так долго пропадала?

– А я с дедушкой, – решила сделать дедусю козлом отпущения.

А бабуля мне тихо так:

– Спасибо. А то уж и не знала, как позвать… гордость, знаешь ли.

– Ой, бабушка, знаю.

Ну это она мне так, а ему:

– И хватает же совести у некоторых! – меня бабуля в сторону, сама руки в боки, брови сдвинула, на деда глядит хмуро. – Явился, козел безрогий… тьфу ты, рогатый!

– Всеславушка… – робко начал дед.

Да-а-а, что мама, что бабуля на мужиков страх нагоняют знатно. А дело все вот в чем – дед ревнивый до ужаса, ну как демон. А бабуля ведьма, ей людям помогать нужно, что дитенку, что женщине, что мужчине. Вот придет какой селянин, а у него рана на груди. Он и разденется перед ведьмой до пояса, так нет же, деда это просто бесит. Ну а когда его что-то бесит, ситуация для всех, кроме нас с бабулей, становится травмоопасной. Так, в последний раз дед к бабушке явился, а она ногу старосте лечила… лечить потом было нечего, в смысле, без ноги остался староста. Просто бабушка не знала, что староста на нее давненько заглядывается, да и рану на бедре нанес себе сам. А деда не знал, что бабушка сильно осерчает, коли кому-то на ее глазах ногу оторвут. Вот после того случая уже три года как не разговаривают. Деда уж и ногу селянину вернул да обратно прирастил… правда, глаз подбил, но это мелочи, а бабушка все равно разозлилась сильно.

– Ирод плешивый! – бушевала ведьма.

А я на деда посмотрела, жалко его стало, и я решила вмешаться:

– Дедусь, да простила она тебя уже! – а сама во двор шмыг, а то по шее схлопотать неохота.

Ну деду два раза говорить не надо. Пока я по ступеням вверх поднялась, они уж и помириться успели – стоят посреди улицы и целуются… Селяне хмуро начали ворота затворять, показавшийся в конце улицы староста по-пластунски покинул территорию селения, ибо дед ему сказал: «На тысячу шагов подойдешь – убью!» И так как сказано все это было в демонической форме, то сам староста сейчас явно полз и отсчитывал примерное количество шагов. Полз он, кстати, по тому пространству, где утки курсировали.

Ну а дед с бабулей все обнимаются. Я уж и в дом зашла, и самовар поставила, и из печки пирожки достала, про которые бабуля забыла, мужем отвлеченная. И даже поела и чай попила, а они все еще посреди улицы стоят. А с другой стороны, надо ж наверстать, за три года-то.

Короче, решила я их не отвлекать. Допила и тот чай, что для них сделала, да остыл уже. Чашки помыла, стол прибрала, пирожков себе в лукошко набрала, и на выход. Тетя Матрена хорошо печет, а бабуля лучше, так я всем и набрала по два, включая домовую. И вот выхожу я, а деда все еще от бабушки оторваться не может, разве что саквояж мой в одной руке держит. Ну так я его забрала, свободная рука тут же заняла свое место на тонкой бабушкиной талии.

– Бабуля, дедуля, я, короче, пошла.

Всеслава Ильинишна тут же от демона оторвалась, сделала вид, что тут вообще ничего не было, да и опомнилась:

– Ярославушка, как же это? Давайте в дом, чаю попьешь, поговорим…

– Бабуль! Да уж и чаю попила… из трех чашек. В смысле, ваш тоже потребить пришлось.

– А у меня пирожки в печке томятся! Твои любимые.

– Из печки вытащила, поела, девочкам тоже взяла, – я продемонстрировала лукошко. – Все, бабуль, пошла я. Вы тут без меня не ссорьтесь да ведите себя хорошо.

И что вы думаете, меня в обе щечки чмокнули и радостно помахали на прощание. И вот как жить? У всех кругом весна да любовь, только я одна-одинешенька…

Когда я попала в академию, был уже вечер. Так как появилась я перед воротами, долго доказывала привратнику, что мне внутрь надо. Он мне, в свою очередь, доказывал, что у них комендантский час, и если я хочу войти, должна встретиться с ректором. В общем, духов-привратников мы тогда всем скопом с домовыми освободили, академия людей в привратники набрала, вот и мучайся мне теперь. Как только я согласилась на свидание с начальством, меня пропустили. Провели собственно к ректору, где Ваэдан Шмидкович сказал мне: «Адептка Ярослава, с возвращением», а привратнику: «Ведьмочек пропускать можно, они девочки ответственные». Я на радостях даже пирожками с ректором поделилась, и он был в восторге.