Игорь Лопарев - В поисках врат Стылой Тени

И вдруг все мгновенно прекратилось. Опять проявилось пространство каюты, И деревянная обшивка её стен заменила собой громадные камни из недавнего виденья. На столе стоял поднос, где в небольшой лужице крови отмокал артефакт. Голова просто раскалывалась от внезапно нахлынувшей боли.

Нтанда положила на стол стилет, который она так и сжимала в правой руке и бросила взгляд на хронометр, стоящий на столе. С момента, как она приступила к этому эксперименту, прошло чуть меньше, чем шесть часов. И тут, после всех этих чудес и странностей, у неё вдруг возникла мысль, потрясающая своей обыденностью и приземленностью – а не осталось ли на камбузе после обеда, который она таки пропустила, еще чего-нибудь, что можно было бы укусить? Ибо есть, вдруг захотелось, как перед смертью.

Прибрав следы своего эксперимента, она вызвала стюарда, попросила принести что-нибудь съедобное. Съедобное было доставлено оперативно и в достаточных количествах. Праздник желудка начался. Так, что там у нас, под этой крышечкой? Ага, острый мясной супчик. Так, копчёности, колбаска, что там еще плавает? Все? Так быстро? Ладно, а под этой крышечкой что? Ага, стейк с тушёными овощами. Хочу-хочу-хочу. Ну вот. Теперь очередь вот этих вот маленьких эклерчиков. Ну, какие ж они действительно маленькие то оказались, одно расстройство. Да и не много их было, если честно. Эх, как же все приятное и хорошее быстро заканчивается то.

Вот, не заметила сама, как и этот маленький праздник закончился. Только приятное чувство сытости осталось. Но оно тоже пройдет. А вообще, если по большому счёту, то всё пройдет, да. Кстати, и головная боль, которая мучила ее перед едой, тоже как-то незаметно рассосалась.

Поднялась на палубу, огляделась. Отец, как обычно, стоял у фальшборта и смотрел на струи забортной воды.

– Отец, кажется, у меня что-то начало получаться, – несмело сказала она, – дело с мёртвой точки сдвинулось.

– Замечательно, молодца, – Афолабе Молефе обернулся и задал вполне ожидаемый вопрос,– и что же тебе удалось сделать с этим булыжником? – и из формы вопроса следовало, что артефакт, на который первоначально возлагалось столько надежд, сильно утратил популярность и председатель правления гильдии «Черное золото» стал гораздо скромнее в своих желаниях.

– Я провела обряд активации этого, как ты выразился, булыжника, – она решила пока не акцентировать внимание на подробностях произошедшего, – в результате артефакт, как мне кажется, произвел загрузку какой-то информации в мое сознание. Какой именно, пока не поняла. Надо разбираться.

– А как ты поняла, что он загружал информацию? – он про себя сделал пометку, что ничего, собственно, пока не выяснено, и конкретный результат пока не достигнут, – и как ты думаешь извлекать эти данные уже теперь уже из своей головы?

–Как поняла? В процессе активации, у меня перед глазами мелькали какие-то картинки и образы. Мелькали с такой скоростью, что осознать ничего конкретного я не успевала. И продолжалось это почти шесть часов, – и, вспомнив о головной боли, она добавила – да, сразу после этого голова стала болеть невыносимо. Скорее всего, из-за того, что в нее теперь впрессованы большие объёмы не пойми чего. Притом без моего согласия, – выдав эту тираду, она даже губки надула, выражая тем самым свою обиду незнамо на кого, за такое не куртуазное с собой обращение.

– А что касается извлечения этих знаний, – она посмотрела на небо и на скользящие по нему облачка, – буду медитировать, ну и пытаться разобраться вообще, – она опять замялась, но мысль всё-таки завершила, – по-всякому.

– Картинки, говоришь, мелькали, – Афолабе задумался на секунду, потом, глянул на дочь и скомандовал, – а пойдем-ка ко мне, посмотрим кой на что.

Они спустились в его каюту, треть площади которой занимал письменный стол. Пока Нтанда стояла в дверях, ожидая того момента, когда её глаза адаптируются к полумраку каюты после солнечной палубы, отец извлек из одного из шкафов полотнище плотной бумаги, видимо для прочности и износостойкости ещё и наклеенной на ткань. Это была карта северных областей материка Бара.

Расстелив ее на столе, он подозвал Нтанду.

– А вот эти картинки ничего не напоминают тебе?

Нтанда сначала непонимающе смотрела на карту, потом в ее глазах мелькнула тень узнавания.

– Что-то подобное я, скорее всего, видела, вот только это была не карта, я видела все эти острова, как бы с большой, очень большой высоты. Сейчас так высоко, наверное, ни один аэростат не рискует подниматься. Только тут у тебя, мне кажется, не все, – она начала уже более осмысленно вглядываться на территории, изображенные на карте.

– Это самая точная карта, которая на сегодняшний день нам доступна,– сказал Афолабе, – покажи-ка, а лучше вот тебе карандаш, дорисуй недостающее. Сможешь?

– А давай, – Нтанда потянула руку за предлагаемым карандашом, – рисовать нас тоже, вроде как, учили.

И она деловито приступила к совершению географических открытий, то есть к изображению недостающего на карте, к северу от острова Холодных слез в архипелаге Полярной каракатицы, небольшого клочка суши. И гораздо севернее отметки, стоявшей на карте на восточном берегу этого острова.

Отец внимательно следил за движениями карандаша в руках дочери. И когда она закончила, наклонился над картой и задал вопрос, ответ на который и так был очевиден.

– Так там севернее еще остров?

–Да. И нам, как следует из информации, предоставленной мне артефактом, именно туда, – сказала она уверенно.

– Это дальше, чем я рассчитывал – отец нахмурился, – наши аналитики предполагали, что нам не надо будет продвигаться дальше вот этой отметки, – он указал на восточное побережье острова Холодных слез.

Нтанда долго стояла у карты, но смотрела не на нее, а как бы внутрь себя. Потом вытащила из пальцев отца карандаш, который тот задумчиво вертел, и уверенным движением нарисовала крестик в центре нарисованного ею же острова.

– Тут. Нам надо идти сюда. Нас ждут Врата Стылой Тени и то, что за ними, – она приложила к вискам ладони и охнула, как от боли,– Только не спрашивай, что это за Врата такие. Не знаю я. Знаю только, что они есть и нам их не миновать. Пап, я к себе пойду, надо отлежаться. И голова опять, как будто по затылку дали чем-то тяжёлым.

– Иди. Отдыхай, конечно, – сочувственно произнес отец, – но если вдруг что-нибудь станет проясняться, постарайся сразу меня извещать об этом, – он запнулся, но почти сразу продолжил, – и никому ни слова о том, что ты смогла сделать. Это действительно важно. Критически важно.

До каюты своей она едва доковыляла.

Голова опять раскалывается. И безумно хочется спать. И в голове, как будто что-то ворочается, стучится изнутри о кости черепа, порождая эту самую мигрень.