Игорь Лопарев - В поисках врат Стылой Тени

–А присоединиться к разговору можно?– она вопросительно посмотрела на отца.

–Да, кстати, познакомься, это Вуквукай, а это Кмоль – когда Афолабе называл имена охотников, те поочерёдно поворачивались к Нтанде. После чего он обратился уже к охотникам, – а это моя дочь, Нтанда,– На этом процедура знакомства благополучно завершилась.

– Итак, – он снова повернулся к дочери, – давай я расскажу тебе то немногое, о чём мы тут успели поговорить, пока ты сны смотрела.

Нтанда не стала ничего говорить, просто сконструировала вопросительно-заинтересованную мордаху.

– Эти достойные люди выразили свое принципиальное согласие сопровождать нас до того самого острова. Но дальше его берега идти отказываются. Они считают, как бы это сказать по корректнее то, – он задумчиво наморщил лоб, но быстро отыскал нужную формулировку, – возникающие риски излишними, вот.

– Ну, это не страшно, там, по моим прикидкам не более 15-ти километров до цели остается, – прокомментировала это Нтанда, лыжи нам в помощь.

– И второе. Они в один голос утверждают, что добраться до северной оконечности острова Холодных слез на снегоходах мы не сможем. Местность проходима только для нарт с собачьими упряжками. Слишком много камней, пересечённая местность, ну и вообще, так себе дорога.

– А нарты с собаками мы где возьмём?– тут же последовал вопрос дочери.

– Они сказали, что за дополнительную плату нам их предоставят, – успокоил ее Афолабе, дело за малым, – сторговаться, – и он кисло улыбнулся, – понимаешь, меня беспокоит не стоимость вещей, которые они просят, меня беспокоит, в достаточном ли количестве они у нас имеются.

Участия в воспоследовавшем торге Нтанда не принимала. Она потягивала буна, щурилась на бледное северное светило и слушала голоса торгующихся, особо не вникая в смысл произносимых слов, пропуская их мимо сознания. В общем, пребывала в такой приятной полудрёме.

Договорившись обо всем, охотники поднялись, попрощались и убыли восвояси. Отец же обернулся к дочери и бесцеремонно прервал ее утреннюю нирвану.

– Вот, договорились, – сказал он, – значит, делаем так. Сейчас потихонечку собираем всё необходимое, уминаем рюкзаки, увязываем багаж. И незадолго до захода солнца охотники подъедут на своих собачьих упряжках и заберут нас вместе с багажом в становище. Там мы и заночуем. А общий старт будет завтра.

– А зачем нам туда сегодня выдвигаться?– поинтересовалась Нтанда.

– Ты забыла, что у нас сегодня вечером камлание на удачу и прочие церемониальные мероприятия?– он удивлённо вскинул брови, – да у тебя память, действительно, девичья, как я погляжу.

– Пап, ну чего ты издеваешься то? – тут же последовала защитная реакция – губки слегка надулись, – я ещё ведь и не проснулась толком.

– Ну так просыпайся уже,– благодушно произнёс Афолабе, – времени у нас не так много, а дел – выше головы, Вот, ты займись упаковкой всего необходимого, список у тебя должен быть, мы его позавчера с тобой составляли. И, это, лыжи не забудь взять. Четыре пары с универсальными креплениями. А я пойду, скажу охране нашей, что бы завтра с утра выдвигались в становище олча.

– А сколько охраны будет? Их же у нас там четыре человека предполагалось. Боюсь, что все мы на двух собачьих упряжках и не уедем.

– Возьмем двоих, Изока и Мози,– сказал Афолабе, посмотрел на дочь, – ну что, начнём?

– Да, ответила Нтанда. И предстартовая суета началась.

День прошёл в хлопотах. Наконец подъехали охотники, те, что были с утра. На их нарты было погружено оружие и боеприпасы, которые пойдут в уплату и охотникам, и шаману, а так же имущество, которое понадобится в путешествии на север. Минут через двадцать Нтанда и её отец были уже в становище олча, а ещё через пятнадцать минут шаман пригласил их в ту же ярангу, где велись переговоры.

В яранге, помимо Нтанды, Афолабе и шамана была еще молоденькая девушка-олча. В очаге горел огонь, дрова весело потрескивали и разбрасывали искры в полумраке чоттагына. Рядом с очагом стояла медная жаровня, большая плошка, заполненная какой-то тёмной жидкостью и ещё какая-то посуда, содержавшая, по-видимому, необходимые для проведения обряда ингредиенты. Чуть в глубине стоял деревянный истукан, изображавший голого по пояс, пузатенького, улыбающегося во весь свой немаленький рот, дядьку на коротких ножках и с развесистыми ушами.

Шаман приступил к вводному инструктажу приглашённых, то есть Афолабе и Нтанды.

– Оленя мы в жертву принесли уже. Духи приняли жертву,– довольным голосом возвестил шаман, – олень быстро умер. Хорошо умер. Хорошо упал 30 30 Идеальным считается, когда олень умирает после одного удара копьём, и падает головой на восток на правый бок. .

– А что нам делать сейчас? – поинтересовалась Нтанда.

– Ничего не надо. Сидите. Я сам с духами говорить буду, – произнося эти слова, шаман поставил на огонь жаровню и бросил на неё горсть сушёной травяной смеси. Над жаровней взвился голубоватый дымок и в воздухе разлился терпкий, с ягодными нотками и явной кислинкой, дым. Помощница шамана в это время разливала по маленьким чашечкам какой-то мутный отвар темно-оранжевого цвета из жестяного закопченного чайника. Затем она передала чашки Нтанде, Афолабе и шаману.

–Пейте, однако, чего смотреть то?– скомандовал шаман.

Нтанда отпила немного. На вкус отвар был, как мёд с перцем, были и ещё какие- то составляющие, но пряный привкус и сладость мёда явно преобладали.

Отвар был, как оказалось, не такой уж и горячий, а потому выпили его быстро. Шаман бросил ещё одну горсть трав на жаровню. На этот раз вкус дыма был другим, горько-полынным с нотками хвои. Шаман отставил уже раскалившуюся жаровню от очага в сторону, вглубь помещения. Его ассистентка начала что-то напевать себе под нос, постукивая в свой бубен. Дымились травы на жаровне и голова у Нтанды начала медленно кружиться. Она обратила внимание на то, что отец начал потихонечку раскачиваться в такт звукам, издаваемым бубном девушки-олча. Глаза его были полуприкрыты. Шаман же выглядел бодрячком. Мастерство не пропьёшь. Он взял ту самую большую плошку с тёмной жидкостью, окунул туда свой, не особенно чистый, палец и провел им по лбу и щекам Нтанды, которую, как это ни странно подобная бесцеремонность ни капельки не возмутила. Чувствовала она себя легко-легко. В голове было пусто. Лишь звуки бубна отдавались в ушах.

Полосы тёмной жидкости украсили лица всех присутствующих. Шаман взял в свободную руку свой бубен и выплеснул из плошки, которую он продолжал держать во второй руке, все содержимое в очаг. Угли зашипели, и стали быстро тускнеть. К запахам трав прибавился запах жжёной крови жертвенного оленя, которая и была в этой самой плошке. Плошку шаман отбросил. Свет, исходивший от гаснущих в очаге углей, становился всё слабее. Тынэвири ударил в бубен и издал низкий, протяжный, вибрирующий горловой звук. Как будто перекликаясь с ним, высоким звонким голосом что-то пропела-прокричала его ассистентка. И под звуки двух бубнов, сплетавшихся в один монотонный, первобытный ритмический рисунок шаман продолжил свою гипнотическую рычащую песню на непонятном древнем языке. Его ассистентка ритмически вскрикивала, постепенно разгоняя темп. Шаман тоже успевал и ритмически ухать, и издавать вибрирующие горловые звуки, и вдохновенно бить в бубен. Все эти звуки сливались, расходились в стороны и опять сходились, плясали, плавились и трансформировались в нечто невообразимое. Нтанда вдруг поймала себя на том, что она ясно слышит, помимо потусторонней песни шамана, мечущейся в замкнутом пространстве яранги, шум ветра, волчий вой, крики чаек, шелест листьев, шуршание и шипение морской волны, облизывающей галечный пляж… Слышит скрипучие, пугающие голоса потусторонних сущностей, витающих вокруг в темноте.