Оливер Митчел - Пристанище духа

Очнулся он, когда лес уже погрузился в кромешную тьму. Приподняв голову и осмотревшись, юноша понял, что не имеет ни малейшего понятия о том, где находится. Под ногами лежала тропа, та самая на которую его толкнуло безрассудное любопытство. Пройдя по ней всего несколько десятков шагов, Мерк почувствовал неладное. Словно что-то подавляло его волю и стремилось вперёд, увлекая его за собой. В ответ на попытку вспомнить как долго он шел и куда, беглец почувствовал жуткую головную боль, сопротивляться которой не было сил. Оставив эти бесплодные попытки, юноша закрыл глаза, пытаясь собрать воедино разбежавшиеся куда-то мысли. Итак, он умудрился угодить в магическую ловушку, какие часто встречаются в жилищах магов, или вокруг древних капищ и крепостей. В сказаниях бардов и трубадуров тёмные чародеи усеивали ими дороги к башням, в которых томились прекрасные принцессы. Впрочем, отважным героям не составляло труда побороть злые чары, в отличие от него, Мерка. Эта ловушка с достоинством выдержала испытание, сначала потаскав его по лесу, а затем оглушив прямо посреди тропы. Вывод из этого получался неоднозначный. Чары могли скрывать как потаённое святилище, так и жилище мага-отшельника, или даже гнездо разбойников, к которым прибился средней руки колдун. Ни в каком из этих случаев у разумного человека не возникло бы желание добраться до места, охраняемого заклятием. И вот тут вставал вопрос, в какую сторону идти. Точно не прочь с тропы. Прошлой ночью он чудом не свернул себе шею и не оставил глаза на ветках, несясь по ночному лесу. Так что вариантов было всего два, и долго раздумывать не пришлось, тем более что желудок вновь стал недвусмысленно напоминать о себе. Посему, выбрав направление наугад, Мерк двинулся по нему размеренным шагом путешественника.

Ветер всколыхнул траву на небольшой залитой лунным светом поляне. Вместе с ней всколыхнулся и унёсся в лесную чащу, тихий вздох бесконечно уставшего существа, и вновь воцарилась тишина, однако ненадолго. Над камнем, лежащим в центре поляны, на миг сгустилось тёмное облачко, и тут же рассеялось. А в следующий миг из-за деревьев вышел человек.

Одного взгляда Мерку хватило, чтобы понять, что он упёрся в тупик. Тупик, конечно условный, вокруг лес, иди куда хочешь, но загадочная тропа обрывалась здесь, как и там, у малинника, где юноша впервые ступил на неё. И, всё же, он добирался сюда пол ночи, и поэтому решил устроиться здесь на ночлег, прежде чем определиться с дальнейшим маршрутом. Внимательно осмотревшись Мерк не заметил ничего подозрительного. Странно. Трудно представить себе, чтобы мощные охранные чары навешивали в лесу просто так. Почесав затылок, он на всякий случай обошёл всю поляну, и, усилием воли отбросив все опасения, улегся рядом с приличных размеров валуном, чтобы уже через несколько секунд заснуть. Любому стороннему наблюдателю, окажись он здесь в эту ночь, предстало бы странное зрелище – усталый путник, мирно спящий в траве, и клубящееся над его головой чёрное марево.

Проснувшийся на рассвете Мерк чувствовал себя на удивление хорошо. Ничего не болело, хоть и должно было после долгих скитаний по лесу. Даже голод отступил перед непонятным чувством удовлетворения, словно он долго что-то искал и наконец, нашел. Странно, но мысль о произошедшим с ним недавно несчастии больше не заставляла челюсти стискиваться, а кулаки сжиматься в бессильной злобе. В конце концов он жив, на свободе, и даже медведь его вчера не сожрал. То есть медведица. На этом юноша прервал свои размышления, так как, если голода он почти не чувствовал, то пересохшее горло доходчиво объяснило ему, что не пить почти сутки вовсе не хорошо для человека в принципе, и для него, Мерка, в частности. А посему он двинулся на поиски ручья. Откуда-то у юноши была уверенность, что он окажется где-то поблизости.

Ручей нашелся в двух шагах от поляны, за деревьями, и Мерк с большим удовольствием не только напился, но и выкупался, постирав заодно изрядно запачканные грязью и кое-где порванные штаны и тунику. Побултыхавшись еще немного просто в своё удовольствие, он вылез из ручья и, захватив одежду, вернулся на поляну. Вернулся и застыл, пораженный страхом, точь-в-точь, как давеча перед бурым хищником. Но куда там всем здешним медведям! В ярких лучах утреннего солнца он разглядел, подле какого камня провел эту ночь. На старом замшелом валуне всё ещё отчётливо проглядывала руна неприятия, или посмертный знак как его называли в простонародье. Множество магически одарённых разумных ходит по землям Эквилиума. Особенно часто рождаются они среди людей. Чародеи нагоняют тучи в засуху, исцеляют больных и несут погибель врагам, сжигая целые полчища в битвах. Но бывают случаи, когда волшебников ослепляет их могущество, и они готовы пойти на любые жертвы, лишь бы преумножить его и еще больше возвыситься над остальными. Такие маги обращаются к тьме. Они проводят таинственные и страшные ритуалы, принося в жертву животных и даже разумных. Особенно их. Уподобившись кровососущим насекомым, эти существа причиняют лишь боль и страдания, ведь им становится чуждо всё человеческое. Таких магов называют поддавшимися и повсеместно уничтожают. Убив же их, светлые чародеи проводят ритуал, запирающий душу поддавшегося в каком-нибудь уединенном месте. Ибо такая душа не достойна перерождения и не заслуживает ничего кроме вечных мук тоски и одиночества. Эти размышления Мерка были прерваны скептическим фырканьем, раздавшимся у него в голове. Услышав его, юноша резко присел как затаившийся заяц, молясь, чтобы ему это послышалось. Его надежды разбились вдребезги, потому как незваный гость снова проявил себя, фыркнув на этот раз раздражённо. Парень пробормотал молитву Юру, и принялся вспоминать всё, что знал о поддавшихся.

– Бред! – прервал его раздумья голос. – Полный и абсолютный бред.

Это наглое высказывание о его познаниях, а ведь он был самым лучшим учеником в замковой школе, неожиданно разозлило Мерка и суеверный страх перерос в гнев человека до глубины души оскорбленного.

– Шел бы ты из моей головы, раз такой умный! – чуть ли не прорычал он своему странному собеседнику.

– О! Вот это лучше! Всяко лучше, нежели глупый лепет суеверного кмета, или несуразные обвинения моралиста, – обрадовался голос неожиданной перемене в настроении своего невольного слушателя.

– Заткнись! Прочь из моей головы, грязный поддавшийся!

Как только последнее слово сорвалось с его губ, голову пронзила жгучая боль. Нет не так. БОЛЬ! Такое впечатление, что в череп вогнали тысячу раскаленных игл и, резко выдернув их, залили внутрь кипяток. Когда через несколько секунд Мерк очнулся лежащим на земле, голос участливо спросил: