Катрин (Екатерина Яковлева) - Лидия. Таинственный мир

Екатерина Яковлева

Лидия. Таинственный мир

(волшебная сказка-фэнтази в трех частях)

Когда мы были детьми, все вокруг казалось таким волшебным! Каждый день был полон новых восхитительных приключений и загадок! Мы с сестрой сочиняли интересные игры и придумывали целые миры, населенные сказочными существами: эльфами, феями, троллями… Разве может быть что-то более реальным, когда веришь в это всем своим существом?!

В старом бабушкином шкафу, пахнущем гвоздикой и пылью, стоял огромный сундук с кованым замком, набитый старым барахлом. Ключ от замка был безвозвратно утерян младшим братом Эмилем… Иногда, когда мы отказывались брать его в свои игры, он напускал на себя важный, равнодушный вид и говорил, что ключ все еще у него, но он ни за что его не отдаст! А мы вдвоем забирались в душистый шкаф из красного дерева и, закрыв обе дверцы, представляли, что сундук (точнее его дно) это вход в параллельное измерение, где живут настоящие маги и ведьмы, единороги, драконы и призраки…

Какое же это было счастье сидеть вот так в темноте, сочинять на ходу невероятные сказки и есть шоколадные конфеты и кедровые орешки, припрятанные бабушкой в серванте на черный день и бессовестно похищенные нами!

Мы жили в небольшом загородном особняке, принадлежащем нашему древнему фамильному роду, увы, обедневшему. На стенах висели портреты именитых предков в старинных одеждах, строго смотрящих сквозь стекла пенсне на своих праправнуков, а в шкафах стояли различные предметы быта двухсотлетней давности – почти музейные экспонаты, которые бабушка берегла, как святыню, и отказывалась продавать! В огромной библиотеке, где Эмиль нередко проводил сутки на пролет, склонившись над географическим атласом и воображая себя первооткрывателем, были собранны тысячи книг. На самых верхних полках, куда мы не могли добраться, отец прятал «запрещенную литературу»… Помню золотистый корешок одной такой книги – Доктор А. Дж. Вебер «Учебник Белой Магии и Волшебства». Как же мы мечтали стянуть эту книгу оттуда! Но наши уловки и эксперименты всегда заканчивались печально, а в наказание мы отправлялись в старый чулан, где, по словам Эмиля, водилось злобное привидение. Чаще всего доставалось маленькой разбойнице Долли – так называл ее отец. А мне приходилось стоять во время ее заточения с другой стороны запертой двери и разговаривать с ней, чтобы не было так страшно. Сестра была младше меня всего на год и так походила на маму, которая была на половину француженкой, на половину испанкой по происхождению! Нам было пять и шесть лет соответственно, когда ее не стало. У Долли были вьющиеся черные волосы, изумительно белая кожа, огненный взгляд карих глаз. Я же, напротив, больше походила на отца – типичного ирландца. Рыжие волосы, зеленые проницательные глаза, нелепые веснушки… Иногда я страшно завидовала Долли: мне тоже хотелось выглядеть, как мама, и тогда мне казалось, что отец любит только сестру, а ко мне и брату относится с некоторой долей снисхождения. Эмиль занимал в семье особое положение и был, если так можно выразиться, бабушкиным сынком. Быть может оттого, что мама умерла во время последних родов, и вся семья изо всех сил старалась вести себя так, чтобы ребенок не чувствовал себя виноватым в ее смерти. Хуже всех это удавалось папе, его ласка по отношению к сыну была какой-то неуклюжей и наигранной, зато бабушка была для него настоящим ангелом-хранителем и защитником. Иногда, даже чересчур.

Отец служил в королевском полку гвардейцем и иногда сутками пропадал на посту. Платили не очень много, но на жизнь и содержание особняка худо-бедно хватало. Бабушка все время хлопотала по хозяйству, изобретая все новые кулинарные изыски практически из ничего. По средам и пятницам приходила гувернантка и преподавала английский, латынь, литературу, алгебру, историю и (к великой радости Эмиля) географию – пожалуй, единственный предмет, по которому он успевал.

В остальном распорядок дня состоял из обязательного чтения, выполнения домашнего задания и свободного времени, которое мы с радостью проводили на улице, если это позволяла погода, или в доме в наших любимых уголках, например на мансарде, на чердаке или все в том же шкафу… Когда у бабушки было настроение, она учила нас с Долли игре на фортепьяно. Ее тонкие длинные пальцы бегло скользили по молочным и черным клавишам, извлекая воистину божественные звуки из старенького инструмента.

Мне больше всего нравились сонаты Бетховена и Баха, а сестра обожала менуэты, польки, адажио… Мы обе были просто влюблены в музыку, может быть потому, что она напоминала о маме, часами проводившей время за фортепьяно. Помню, отдельные произведения они исполняли с бабушкой в четыре руки… Бабушка играла уверенно и твердо, и всегда сидела ровно, с идеально прямой спиной и гордо поднятой головой, а мама едва касалась клавиш пальцами и раскачивалась всем телом, желая передать эмоции через движения, через мелодию. По вечерам мы собирались всей семьей, отдавая дань традициям, и пили чай наверху, на мансарде. Летом там было просто чудесно – пели птицы, из сада доносились запахи прекрасных цветов, а от реки поднимался свежий прохладный ветерок. Мы наблюдали за закатом и обсуждали последние новости прошедшего дня! Отец с интересом слушал про наши приключения и небылицы, и сам рассказывал о своей службе, политике и экономике. Бабушка, как правило, вязала и часто вздыхала, задумавшись о чем-то своем. Мне казалось, она вспоминала маму, но эта тема была под запретом, так же как и комната, где мама умерла. Плотно запертая на ключ, она находилась в дальней части дома, уборка там была запрещена, а окна всегда были занавешены тяжелыми бардовыми портьерами. Доступ туда имел только отец и больше никто, хотя какое это теперь имело значение?!

Наша с Долли комната находилась на втором этаже рядом с комнатой Эмиля и голубой гостиной. Среди многочисленных игрушек и книг у нас были запрятаны свои маленькие секреты, о которых не знал даже брат. Мамина жемчужная заколка, почти новая губная помада алого цвета, и самое главное – ее духи. Когда было особенно грустно, мы бережно открывали полупустой флакончик и по очереди вдыхали ее тепло и любовь… В числе тайных предметов был и листочек с переписанным на скору руку магическим заклинанием, украденным Долли из отцовой «запретной» книги. Для чего оно служило никто из нас не знал, а отдельные слова были написаны так коряво, что теряли всякий смысл. Кроме того, заклинание было настолько длинное и костно-язычное, что дочитать его до конца не хватало терпения ни мне, ни сестре.