Array Рина Ских - Практикум по боевой кулинарии

И со всего маху, не жалея, врезала коленом между ног этому инициативному образцу мужской неотразимости. Ничего, все равно юбки смягчат удар. А дальше пусть играется в «полечи себя сам», не зря же он один из лучших.

– Х-х-х-х-х-х… – сказал один из лучших, медленно сгибаясь почти пополам и сползая вдоль меня поближе к полу и пострадавшему органу.

– Попрыгайте, легче станет, – любезно посоветовала я ему, выскальзывая из ловушки, благо обе его руки теперь были заняты попытками удержать то, что почти разбилось от удара моего колена. – Думаю, мы квиты, вы же понимаете, о чем я. Теперь, если позволите, мы вас оставим, наверняка вам потребуется уединение, чтобы заняться самоисцелением. Рэсс ректор, вы что-то хотели?

– Эхм… м-да. Да, рисс ай’Дельвир. У меня к вам разговор… сугубо деловой.

Последнее он уточнил на всякий случай, одарив пострадавшего взглядом, в котором причудливо сочетались неодобрение и сочувствие. И я успела отметить, как рефлекторно дернулась его рука, явно желая прикрыть дорогую ему часть тела. Угу, мужская солидарность, она такая.

Но в следующий миг мужчина уже собрался и, учтиво склонив голову, подставил мне локоть.

– Не думаю, что деловой разговор это предполагает, – хмыкнула я, красноречиво взглянув на него. – Прямо здесь говорить будем?

Вайдер на это хмыкнул, опустил руку и, ничуть не смутившись, продолжил:

– Нет, зачем же? Уверен, в моем кабинете будет удобнее. Вы ведь не торопитесь? В любом случае я отниму у вас не очень много времени.

Мужчина аккуратно и корректно, без малейшего намека на неприличные поползновения, взял меня под руку, и мы спокойно пошли по коридору в сторону учебной части. Оставив за спиной так и не обретшего пока дар связной речи целителя.

Ректор говорил вроде как спокойно, даже со своей привычной легкой расслабленностью, что поначалу меня и ввело в заблуждение, заставив думать, что во главе Академии сидит недалекий тюфяк. Но что-то такое проскользнуло сейчас в его голосе, а может, взгляде, что заставило меня собраться, а по спине невольно пробежал холодок.

– Настало время обсудить, как будут проходить зачеты по моему предмету? – предприняла я попытку перевести все на шутливый тон. Но ректор, который в другое время поморщился бы или высказался на тему одной не в меру активной «боевой кулинарки», лишь медленно покачал головой с непроницаемым выражением лица.

– Увы, разговор серьезный. Боюсь, нас ждут трудные времена. В ближайшее время мы будем вынуждены оставить Академию на неопределенное время. Весь преподавательский состав подлежит срочной мобилизации.

Казалось, привычная обстановка, привычная компания, даже привычная уже вазочка с шоколадными конфетами на столе должны были мигом расслабить. Первый раз, что ли, сижу здесь? Страшно подумать, сколько раз мне приходилось тут что-то доказывать, отстаивать свое мнение, смотреть в глаза взбешенного моей очередной идеей ректора… Прошло всего ничего, а по ощущениям – будто долгие годы.

Мы больше не стоим по разные стороны баррикад, бодаясь при каждой встрече. Меня приняли как равную, как такого же преподавателя. Казалось, теперь все должно быть намного проще, но на деле лишь безумно усложнилось. Нет больше легкости в разговоре, показных ярких эмоций раздражения от ректора и моей легкой самоуверенности в том, что с любой проблемой я разберусь на раз-два.

Да что там, даже взять нашу последнюю беседу здесь недельной давности, когда мы вполне спокойно обсуждали план занятий на следующий семестр, когда нет-нет, но то от меня, то от Вайдера все же прилетала очередная колкость. Сейчас же шутки кончились. Ставки выросли. А вместо фишек в ход пошли правдивые факты. О том, что же на кону и против кого мы, собственно, играем, думать пока не хотелось.

– Я с самого начала не рассчитывал на быстрый успех. – Голос Вайдера был непривычно сух и сосредоточен. Хотя мы сидели все в том же знакомом мне кабинете и пили кофе все с теми же шоколадными конфетами, а рядом с чашкой у каждого стояла крохотная рюмочка с дорогой настойкой, от того “администратора” самодура, которого я тут видела в начале года, не осталось и следа. – Я прошу прощения. Понимаю, слышать это неприятно, но вы были пробным шаром. Первым экспериментом.

– Неприятно, но честно, – усмехнулась я. – Все равно лучше того цирка, что вы устроили в самом начале.

– Согласитесь, удобная маска. – Мой собеседник пригубил кофе и чуть кривовато усмехнулся, но глаза при этом оставались темными, без малейшей веселой искры. – Недалекий администратор и его столетнее лондрское. Даже вы купились, а ведь далеко не дура.

– Спасибо за комплимент. – Я легко рассмеялась, хотя мне тоже вовсе не было весело. Я все ждала, что вот-вот в кабинете прозвучат слова, ради которых меня позвали. И как бы ни было лестно, признание моих умственных способностей, как и откровение о неком эксперименте с моим участием, – лишь подводка.

– Мы отступаем, – резко сменил тему Вайдер. – Об этом не принято говорить вслух. Не пишут в новостях и не сплетничают в салонах, поскольку император очень хорошо понимает, к чему может привести паника и упаднические настроения. Но мы отступаем уже не первое десятилетие. Серые земли, еще три-четыре поколения назад сжимавшиеся под нашим натиском, выходят из-под контроля. Дикое поле предсероземья ширится. Твари меняются, старые обретают незнакомые свойства, новые появляются все чаще. А у нас… ничего не меняется.

От тоски, промелькнувшей в его глазах, и боли стало немного не по себе. Скольких он потерял там прежде, чем осесть в столичной академии? Сколько молодых парней, бившихся на Серых землях с ним плечом к плечу, так никогда и не покинули те гиблые территории? Сколько выпущенных им лично студентов значительно позже остались там же? И это если не брать во внимание, что его старший брат и его жена погибли, зачищая очередной прорыв. А после и младший брат стал ходить на такие же самоубийственные вылазки. Впрочем, он и сейчас там. Как и его единственный племянник.

В этом мире сложно найти того, у кого Серые земли не забрали родственника, друга, знакомого. Взять хотя бы моих девочек или саму Саяру, лишившуюся дедушек и бабушек еще до рождения. Но чужие воспоминания – это одно, оно не торкает так изнутри. Тень печали на лицах девочек, потерявших кого-то в прорывах, каждый раз больно била по нервам. Но сейчас я впервые заглянула в душу тому, кто терял кого-то постоянно и продолжает терять. Живет, зная, что выпускает из своей академии вчерашних детей, по сути, для того, чтобы часть из них погибла в первые же годы, сдерживая натиск нежити.

– И при чем тут бытовой факультет? – уточнила чуть дрогнувшим голосом, вынырнув из накативших тяжелых мыслей.