Александр Андреев - Продавец Песка и другие сказки потерянного города

– Да, увы, слишком много поколений не слышало пения тубелинов, – голова Исидора вдруг поникает, плечи сутулятся. – Из-за того у молодых совсем уже не стало тонкого зрения, вы не можете видеть даннов. А я вижу их до сих пор.

– На сто семьдесят восьмом году, наверное, чего не увидишь! – злится Кандид.

– Как ты смеешь?! – вдруг вскакивает со скамьи Береника; щеки ее пылают. – Как ты смеешь так говорить с настоятелем?! Как смеешь не верить?!

– Ну-ну, Береника, – одергивает ее Исидор, – ты тоже не дерзи старшим. Я прощаю тебе, Кандид, твои неучтивые слова, потому что люблю тебя и знаю твое доброе сердце. И сейчас ты должен понять одно: надежда возродилась – вот в этом кудрявом мальчике.

– Я слышал про мальчика, – голос рыжего бородача делается мягче, – но что может ребенок, пусть даже в его саду вдруг вырос тубелин? Что ты можешь, мальчик? Как ты разбудишь Свирельный Бор, чтобы тайга услышала его песню жизни?

– Я не знаю, – растерянно отвечает Эми, – я никогда раньше не слышал про Свирельный Бор. Я совсем не знаю, как будить лес. И я не знаю, кто такие данны.

– О, данны – это очень просто, – ехидничает Кандид, – я сейчас объясню, и тебе сразу все станет ясно. Данны – это такие полу-животные, полулюди, которых никто не видит, кроме нашего настоятеля. Все понятно?

Ответ Эми обескураживает даже Исидора:

– Кажется, я знаю… я видел… кого-то… А тот, кто был рядом, не видел ничего.

– Ты расскажешь нам, Эммануил? – тихо спрашивает Исидор.

– Нет! Нет, я не могу, – спохватывается Эми. В следующее мгновение он вздрагивает всем телом: прямо над его ухом раздается нежный голос Капеллы, и вновь он слышит ее предостережение: «Меня ты увидишь, но только не должен ни с кем говорить обо мне». Он оглядывается и видит, что еловые ветви за его спиной раскачиваются, как от прыжков крупной белки. На миг в хвойных сумерках мелькают синие глаза, или это кажется ему? Качание веток удаляется в глубину бора. Эми замечает, что Исидор пристально глядит в ту же сторону. Загадочно улыбаясь, настоятель шепчет ему:

– Не говори, коли тебе не разрешают… Видишь, Кандид, этому ребенку нет ста семидесяти семи лет, и вряд ли он такой же старый лгун, как я. Он слышал песню тубелина и получил тонкое зрение. Он видит то же, что вижу я. Его слова не укрепляют твою веру?

Кандид хмурит рыжие брови, кусает губы и говорит:

– Я не хотел быть грубым, настоятель… Только речь у нас все время не о том. Я пришел говорить не о своей вере, и вообще не о себе, а о них, – Кандид указывает на лужайку. – Люди устали от пустых ожиданий и не хотят жить старыми надеждами.

– Если ты намерен слушаться всех, кто чего-то хочет или не хочет, или от чего-то устал, тогда как же ты будешь настоятелем, Кандид? Наше братство – строгий орден.

– Орден – для людей, а не люди – для ордена. Как можно не слушать людей?

– Ты любишь людей, любишь своих товарищей, я это знаю, Кандид. Именно потому я и говорю всем, что ты будешь хорошим настоятелем. Что ж, давай послушаем людей. Говорите, люди, чего вы хотите?

Исидор протягивает руки к лужайке, и бородатая толпа начинает басовито гудеть.

– Мы хотим свободы! – наконец выпаливает кто-то.

– Прекрасно, – отвечает Исидор, – и какой же именно? Что вы знаете о свободе?

– Мы хотим носить городскую одежду! – кричит другой, и уже кричат все сразу:

– Мы хотим продавать на рынке наш мед и целебные травы!

– И настойки!

– Хотим покупать городские вещи!

– Бывать на городских развлечениях!

– Хотим брать в жены городских девушек!

– Хорошо, – поднятая рука Исидора вмиг заставляет толпу умолкнуть. – Идите жить в Город. Вы хотите быть горожанами, так будьте ими, вот вам ваша свобода.

– Они не хотят уходить, настоятель, – вмешивается Кандид, поскольку лужайка мигом притихла. – Скит – их родина, они боятся ее потерять.

– Скит – обитель древоверов, – резко отвечает Исидор. Здесь не место тем, кто не верит в святую силу тубелинов, продлевающую жизнь. Здесь не место тем, кто не верит в благодать Голубой Важенки – тем, кто не ищет даннства и не надеется на него. Их присутствие убьет веру в тех братьях, которые еще хранят ее. Пока я настоятель, того, о чем вы просите, не будет. Впрочем, все, что я сейчас здесь услышал, я слышал раз сто за последние сто лет. Я дорожу моим временем, покиньте меня, хранители Священной Рощи!

– Что ж вы оробели? – кричит Кандид, – скажите, наконец, зачем вы пришли! Вы просили, и я вас привел, не делайте из меня дурака!

– Мы хотим нового настоятеля! – кричит тот, кто первым закричал про свободу. – Пора уже передать посох настоятеля кому-то помоложе!

– Да… да… нового хотим… нового… пора уже… хватит… – бубнит толпа.

– Я понял, – спокойно отвечает Исидор и поднимает правую руку с посохом. – Вы хотите настоятеля, который позволит вам быть горожанами, но при том жить здесь и уничтожить древесную веру, уничтожить надежду на даннство. Я созываю общий сход немедленно, оповестите людей. Настоятель будет выбран сейчас же, и я с радостью передам ему этот посох: он давно уже мне тяжел… Думаю, на сегодня с тебя хватит, Эммануил. Я навещу тебя как-нибудь на рассвете, когда поет тубелин. Ты же позволишь мне перед смертью услышать песню твоего дерева?.. Береника, проводи гостя, да смотри, не отпускай его без коробки меда…

Когда они доходят до мостка через ручей, Береника, изо всех сил стараясь быть по-мальчишески развязной, говорит нарочито грубым голосом:

– Дальше мне нельзя. Ты, в общем… давай, приходи еще.

Эми достает из кармана три голубых шишечки и протягивает ей:

– Они все еще дрожат. Хочешь потрогать?

– Ой, – только и может вымолвить Береника, и напускное мальчишество вмиг слетает с нее. Эми перекладывает цветки ей в руку и закрывает ей ладонь, объясняя:

– Так лучше почувствуешь, как они щекочутся… Пусть останутся у тебя, ладно?

Береника смущенно улыбается и благодарит, почему-то шепотом…

«Неужели это – он?.. Он, или не он?» – стучит в голове Эми в такт его быстрым шагам по набережной. Загадка брата Сильвестра не дает ему покоя, мысли несутся ураганом. Может быть, старому настоятелю показалось? Но совпадений слишком много: Продавец Песка – большой толстый степняк – не может купить мед у древаков, потому что поссорился с ними сто шестьдесят шесть лет назад. И точно тогда исчез из Скита большой толстый степняк Сильвестр! Мало того: Продавцу Песка двести тридцать три года, но лицо его гладко; а Исидор видел кого-то с лицом Сильвестра, которое совсем не сморщилось…

Неотвязчиво, как шарманка, звучат в ушах Эми слова Продавца Песка: «Сто шестьдесят шесть лет уже, но старик помнит…» Ясно, о каком старике речь! Только откуда ему знать, что Исидор помнит? Это может означать только одно: когда они столкнулись в Городе, Продавец Песка отлично понял по лицу Исидора, что тот его узнал. Вихрь мыслей утихает, сомнений почти нет: брат Сильвестр и Продавец Песка – один и тот же человек, который, бог знает почему, живет уже двести тридцать три года и не сморщивается.